Оскорбленный ущемлен в главном – в своем самоутверждении. Причина, аспект обвинения – дело десятое. Как он может теперь утвердиться? Поединок с оружием в руках! Еще посмотрим, кто из нас значительнее – храбрее, сильнее, ловчее. И общественная мораль всегда признавала это!! Вышел драться – уже достоин, струсил – дерьмо. Храбрость и сила все покроют.
Не в том дело, что я подлец, не в том, что все это знают, а в том, что ты посмел мне это сказать.
Бред, да? Обвиняют в одном, а оправдывают за другое. Почему? А это «другое» в деле самоутверждения самое главное. Что у тюленей на гальке перед самками, что у мушкетеров в королевском дворце.
Известная каждому ситуация: вас неожиданно и болезненно обхамил, оскорбил начальник или просто прохожий бандюга. И по морде не дашь – или уволят навсегда, или изуродуют. И ответа подходящего в волнении не найти. И ничего не докажешь, сам же еще пострадаешь безвинно. Мог бы безнаказанно – уб-бил бы г-гада. Просто пристрелил? Нет, неинтересно, мало просто лишить его жизни – надо, чтоб он перед смертью знал, кто его убил и за что. Он покусился на святая святых – вашу значительность. Самоутвердился через унижение вас. Так пусть знает, кто значительнее!
Вот абхазу или корсиканцу обычай позволяет застрелить обидчика в спину из засады. Неблагородно, трусливо, не так значительно. Но все остальные все равно узнают, что убил, поступил по-мужски. А родня убитого, в свою очередь, начнет охоту на тебя, и ты это знаешь, на этот риск идешь. И так, пока весь род не искоренят, не успокоятся. Такой подход даже круче поединка.
Кодексы чести и формы достоинства могут быть разными. Но самое главное в них едино: не смей меня задевать, а то уничтожу. А если не уничтожишь – ты незначителен.
Самопожертвование. Когда плененный, обреченный на казнь викинг хотел продемонстрировать свое мужество и презрение к врагам, он просил сделать ему «кровавого орла». Эта самая жестокая из казней производилась только добровольно, и в ней нельзя было отказывать: разрубались и раздвигались ребра на спине и у еще живого вырывались легкие вместе с сердцем.
Что ж, военное счастье ему изменило: судьба. Но он храбр, достоин, и самой своей смертью заставит даже врагов уважать себя.
Здесь – все равно помирать. А вот самурай, следуя бусидо, кодексу чести профессионального японского воина, взрежет себе живот из чести, если честь повелевает умереть. Жить может любой, это удел черни, трусливых обывателей, а вот умение жертвовать жизнью своим ценностям, правилам, достоинству – это удел лучших, самых уважаемых. А струсишь, не сделаешь харакири – сгинь с глаз, презираемый всеми.
И всегда самурай бесчестию предпочитал смерть. Умереть – но быть достойным и уважаемым.
Не столь жесткий, но кодекс чести был в разные времена у разных народов – и только у высших классов. А высший класс всегда происходил из воинов. И бесчестью, если нет способа восстановить честь, всегда полагалось предпочесть смерть. Честь покойника как бы частично восстанавливалась.
Это что? Это человек демонстрировал (иногда – лишь себе одному!): я храбрый, у меня есть достоинства и ценности, и если я сам и другие не могут уважать меня иначе – ладно, я умру, и это самое достойное, самое значительное, самое уважаемое, что я могу сделать. Жертвуя жизнью, я показываю: я человек, а не тварь.
Это не каждому по плечу, ребятки. И заметим: честь – это так или иначе, более или менее, но – понятие условное. И без нее жить можно. И не лежало бы в основе ее нечто внутренне присущее человеку – не появилась бы она.
Если человек жертвует жизнью ради детей, семьи, племени – это понятно: биология, выживание рода и вида, у животных то же самое. Ради родины – ну ладно, расширенное понимание того же самого. Ради друзей – это уже вовсе редко, это прославляется, это благородство… а благородство, опять же, есть одна из высших форм достоинства, уважения, значительности, да и с честью это понятие сопрягается, черт возьми. А ради религии? Ладно, пусть интерес простой и шкурный: вечную душу спасти. Ну, а ради научной истины? Святая Дева, какое дело Джордано Бруно до этой астрономии, на костер-то идти зачем?!
