Всемирный следопыт, 1929 № 03 - страница 50

В полдень Антон заснул, предварительно замотав две донных удочки за ногу. Я уснул часом позже. Сазан плавал свободный, ленивый…

Я проснулся от толчка. На небе огромная рубиновая капля уже стекала в море. Вечерело…

— Чорт с ним! — сказал. Антон.

Мы ушли. Игнат остался у озера.

— Хитрый, дьявол!.. Старик! — ругался рыболов.

Сазан плавал в глубине озера…

Все лето мы применяли различные хитрости рыбной ловли. Переметы, бредни, верши и пауки поочередно дежурили в озере. Сазан обходил приманку переметов, нырял под бредень, уплывал от пауков и игнорировал верши.

Осенью озеро потемнело, вышло из берегов, как тесто из кастрюли. Замолкли лягушки. Садились у берега на ночовку перелетные гуси, утки, лебеди. Море все чаще перекатывало в озеро бурные волны. Сазан, отъевшийся за лето, жирный, неповоротливый, спрятался в глубине. Наступила зима, дождливая, теплая, как осень в средней полосе СССР.

Антон, притащился ко мне однажды утром, громыхая на лестнице веслами.

— Идем рыбу ловить…

— Чем?

— Руками. Лучший способ ловли.

Через час мы подошли к третьему озеру Нурие-Гель. Игнат ждал нас у лодки. Два-три движения — весла в уключинах. Мы тронулись.

Я в первый раз испытывал это своеобразное удовольствие. Надо было перегибаться через борт. Руки с засученными рукавами пошире обхватывают. под водой ближнюю пловучую кочку. Поднимают ее. Среди кишащих бокоплавов, щиповок, плавунцов золотеют бока небольших сазанов. Продрогший, мокрый, я с жадностью хватаю скользкую рыбу и бросаю ее в лодку. Для равновесия лодки с другого борта перегибается Игнат, подхватывая новую кочку. Антон гребет рулевым веслом.

— Стой!.. Держи!..

Я, оглянулся. Позади меня Игнат совсем перегнулся через борт, прижимая к груди чудовищный пук мокрой зелени. Вдруг… ляп, ляп — огромный золотистый хвост восьмикилограммового сазана забился, ударяя Игната.

— Не пускай!.. Держи!.. — взвизгнул Антон, бросаясь к Игнату.

В ту же секунду метнулись в воздухе четыре ноги. Перемахнув через борт, я шлепнулся лицом в холодную кочку и опустился на ил. Я глотнул пол-литра воды, кишевшей бокоплавами, взметнул ногами и через мгновение увидел над головой небо. В четырех метрах от меня плавали головы приятелей. Лодка качалась в отдалении.

— Не пускай!.. Не пускай!.. — визжал Антон.

— Держи! — ревел Игнат.

— Ух!.. Ух!.. — разносились крики над водой.

— Держи!… Под жабры хватай! Черт!.. Ушел!..

Как по команде, мы заработали конечностями, направляясь к ушедшей лодке. Внезапно я почувствовал, что за ноги меня крепко держат подводные корни и стебли. Я скорее почувствовал, чем увидел, побелевшие лица приятелей. Антон быстро нырнул… вынырнул…

— Спа-а-си-и-ите!..

Борясь за жизнь в ледяной воде, я заметил, что Игнат стал нырять… Время исчезло. Тысячелетия проходили, пока я, рассекая воду, выбивался из мертвой хватки водорослей. Мою глотку сдавили спазмы. Захлебываясь, я отчаянно повторил предсмертную мольбу Антона:

— Спа-а-аси-и-те!..

Знакомая рука ухватила мой воротник.

— Не кричи… не болтайся! — советовал Игнат, подымая мои ноги. — Я еще Антона не вытащил…

Мы раздевались на берегу и выжимали одежду: я — молча, Антон— ругая сазанов. Игнат рассуждал о своей ловкости. Он, ныряя, перервал руками отдельные стебли водяных лилий и, вырвавшись, спас нас.

Сазан плавал в глубине озера…

Спустя три дня мальчишки рассказывали, что поймали в траве у берега третьего озера Нурие-Гель огромного сазана, полураздавленного, полуиздохшего от жира и старости. Они продали редкостную рыбу на базаре. Кто ее съел, я не знаю…

Полинезия — бесчисленная масса мелких и мельчайших островков, разбросанных в огромном пространстве Тик ого океана по обе стороны экватора. От Меланезии на восток растянулись пятна островов: острова Тонга, Самоа, о-ва Кука, Таити, Паумоту и, наконец, остров Пасхи — восточный из островов Полинезии, лежащий уже недалеко от западного побережья Южной Америки.