Всемирный следопыт, 1928 № 06 - страница 20
Проснулся сразу от странного звука, похожего на отдаленный, тихий звон колокольчиков. За время сна потерял всякое представление о времени, — не мог понять, свел ли он веки на одну секунду или проспал несколько часов. Тихий, едва уловимый звон повторился где-то совсем близко, чуть ли не в головах его кровати.
— Кто здесь? — крикнул сдавленным хриплым голосом. Страх перехватил горло.
— Это я, ваша милость, — ответил из-за дверей спальни камердинер.
Шемберг облегченно про-себя выругался. Спросил недовольно.
— Што надо?
— Извините, ваша милость, что тревожу столь неожиданно. Но вести получены, не терпящие отлагательств.
Нашарил в темноте туфли, надел шлафрок и отпер двери. Вместе с камердинером, внесшим зажженный канделябр, в управительскую спальню проскользнул Агапыч. В руках он держал громадную связку ключей, тихое позвякивание которых и разбудило управителя.
— Ну, затем беспокоиль среди ночь? Пример? — строго спросил Шемберг.
Агапыч, не отвечая, молча подошел к окну и отдернул занавеси.
— А вот зачем! Сами изволите видеть.
Шемберг взглянул и заколотился крупной редкой дрожью, словно ехал по ухабистой дороге. Небо пылало нежно-розовым заревом.
— Што это?
— Пугач! — сурово и лаконично ответил Агапыч. — И до нас добрался. Вишь, Петровский завод жгет. Баталия, видимо, там немалая идет. Набат слышен, из ружей палят.
Шемберг схватил канделябр и бросился вон из спальни. Видно было, как он несся по анфиладе[55]) комнат, — развевались полы шлафрока, пламя свечей коптящими языками стелилось по воздуху. Добежал до лестницы на вышку и скачками, через две три ступени, ринулся наверх… Агапыч всплеснул руками и шариком покатился за управителем.
Ветер, свистевший в перильцах вышки, загасил свечи. От этого еще чернее показалась ночь и еще ярче зарево, из бледно-розового превратившееся уже в багрово-красное и охватившее всю северную часть неба. Огонек на макушке Быштыма погас, растворился в пламенных разметах зарева. Оттуда, со стороны огненного моря, еле слышными вскриками долетали звуки набата, словно стая медных птиц неслась, моля о помощи.
Вот зарево вспыхнуло особенно ярко, осветив толпу у стены дома, нагие березы господского сада и черные пятна вороньих гнезд на них. Огненные блики легли даже на Белую, и она в их отсветах текла медленная и темная, как сапожный вар. И тотчас же, покрывая тревожные вопли набата, над горами гулко охнул пушечный выстрел и звонко раскатился по реке. Воронье сорвалось с гнезд и с оглушительным карканьем закружилось над домом. Словно догоняя первый, покатился гул второго выстрела. Задребезжали стекла. За спиною Шемберга шептал Агапыч:
— Его ли гонят, он ли по заводу бьет?
Управитель не ответил. Вцепившись в перила, не отрываясь смотрел на зарево…
По тракту бешеной дробью рассыпался стук копыт лошади, мчавшейся галопом. Шемберг прислушался. Сюда, к заводу. Всадник прогремел по гати заводской плотины, затем цоканье подков послышалось на дворе и замерло около дома.
— Уснать, кто это. Шиво! — бросил Шемберг через плечо Агапычу. Шихтмейстер поспешно спустился в дом.
Снова, один за другим, раскатились два пушечных выстрела. Люди внизу закричали все разом. Агапыч, вынырнув на площадку вышки, сказал запыхавшись:
— Оттеда, с Петровского завода, питейной продажи целовальник. Насилу от душегубов вырвался. Да вы спуститесь вниз, он вам в порядке все обскажет…
В зале, где в уголке еще лежал убитый какаду, Шемберг увидел молодого парня в длиннополом кафтане и сапогах выше колен.
— Батюшка барин, — бросился он к управителю, — бегите, душеньки свои спасайте! Разорили наш завод, душегубы, кабак мой сожгли, как же я теперь ответ-то буду держать?..
— Не мели без толку! — услышал Шемберг за своей спиной спокойный голос. Обернулся. Секунд-ротмистр, совершенно одетый, даже с пристегнутой саблей, стоял около печи.
— Когда напали на завод? — спросил ротмистр.
— Скоро после полуночи. Потаенно прокрались, а потом как загалдят!..
— Много их?
— Сила несусветимая! С дрекольем, с пиками, на слом бросились, избы предместья пожгли, в ворота ломиться начали…
