Мой отец был плохим примером для подражания, я не хотел быть таким, как он. Впрочем, любовь и забота, которые проявляла моя мама, с лихвой компенсировали недостатки отца. Мама никогда не позволяла себе унывать или впадать в депрессию. Несмотря на жизненные трудности, она сохраняла твердую веру в Бога. Мама внушала эту веру и нам, своим сыновьям, регулярно посещала с нами церковь.
Я до сих пор помню, как, уставшая, она приходила из прачечной, где работала, и говорила, что мы благословлены. "Какой бы плохой ни казалась наша жизнь, многие живут гораздо хуже, чем мы", — объясняла она. Мама оказала самое сильное положительное влияние на мою жизнь. Она учила нас с Уиландом всегда искать хорошее в людях и в обстоятельствах и никогда не зацикливаться на плохом. Мама верила в решимость и терпение: решимость добиться успеха во всем, чем бы ты ни решил заниматься в жизни; и терпение, чтобы не сойти с пути до тех пор, пока цель не будет достигнута. Ее убеждения сформировали мой характер и стали неотъемлемой частью моей жизни. Я перенял мамину веру и, хотя на тот момент я этого не знал, теперь понимаю, что моя вера в Бога послужила основанием для моей внутренней силы.
Наша семья жила так бедно, что у нас с братом даже не было настоящих игрушек. Поэтому я использовал бельевые прищепки и изрядную дозу воображения. Прищепки заменяли мне солдатиков или ковбоев: большие прищепки были "плохими", а маленькие — "хорошими". Я расставлял своих "героев" во дворе и готовился к битве. Я прятал большие прищепки за камнем или пнем, а затем выводил маленькие прищепки. Весь бой разыгрывался у меня в голове, и я представлял, что произойдет с каждой прищепкой, когда начнется битва. Прежде чем она начиналась, победа уже была одержана в уме. Спустя много лет, когда я стал спортсменом-каратистом, я использовал тог же самый метод визуализации (мысленного представления) перед каждым поединком.
Когда мне было десять лет, мама взяла наши скромные пожитки и нас с Уиландом, и мы отправились на поезде в Хоторн, штат Калифорния, где работал папа. Там мы поселились в старом раздолбанном алюминиевом трейлере (доме на колесах). Он был шести метров в длину и по форме напоминал каплю. Мы с Уиландом спали на одной кровати, а вечером, перед тем как помолиться и лечь спать, мама, Уиланд и я вместе пели. Это был своеобразный ритуал, и одной из наших любимых песен перед сном была песня "Дорогие сердца и ласковые люди".
Папа в очередной раз бросил работу и проводил все время в кантри-баре неподалеку от нашего трейлера. Иногда, пока мама была на работе, он брал нас с Уияандом с собой. Он со своими приятелями пил, а мы развлекались как могли.
Подражая своим экранным героям, я постоянно носил ковбойские сапоги и шляпу. Уже тогда я был ковбоем в душе и остался им по сей день. Однажды вечером папа опять взял нас с Уиландом с собой в бар. Изрядно выпив, он позвал лидера музыкантов и сказал:
— Знаешь, мой сын умеет петь. Он знает "Дорогие сердца и ласковые люди".
— Давай его послушаем, — предложил музыкант.
Папа поднял меня и поставил на сцену. Музыканты заиграли, а я запел. Удивительно, но я не боялся. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, как мне хватило храбрости в тот вечер стоять на сцене и петь, когда в школе я даже не мог сказать двух слов перед классом. Наверное, со мной происходило то же самое, что с Мэлом Тиллисом, актером и звездой кантри-музыки, который заикался, когда говорил, а пел без проблем.
Не знаю, хорошо у меня вышло или нет, но помню, как после выступления посмотрел на Уиланда и увидел, что он спрятался под стол! Очевидно, мой брат не хотел иметь ничего общего со мной и моим пением.
Неудивительно, что вскоре мы снова переехали — на этот раз в Гардену, штат Калифорния. Там мы поселились в маленьком, запущенном старом доме, расположенном на акре выжженной земли — бесплодном полуострове, окруженном роскошными домами с аккуратно подстриженными зелеными лужайками. Наш дом был единственной халупой среди особняков, и мы испытывали от этого жгучий стыд.
Нашими ближайшими соседями оказалась семья японцев — Йош и Тони Хамма и бабушка Йош. Это были чудесные люди. Они видели, как бедно мы жили и как нам порой не хватало денег даже на еду. Часто Тони, возвращаясь из магазина, заглядывала к нам и говорила маме, что по ошибке купила слишком много продуктов: "Вот, Вильма, ты возьмешь лишнее?" Она преподносила это так, что казалось, мама делает ей одолжение, забирая ее "лишние" продукты.
