…тот страшный Контакт, коий я, как сумел, предотвратил, мог исполниться. Мог. Вполне. По-дурному. Допуская Вселенский Ум, мы тем самым допускаем и возможную ВсеДурь, Вселенскую Глупость – в заглавных буквах в силу ее масштабов. Как и у людей. Одно без другого не бывает, это как свет и тень.
…далее во Вселенной в этом месте все образовалось бы. Конструктивно, по-умному „дыра с Шаром“ наполнилась бы новым содержанием. Но только без нас. Без Земли и без Солнца. Обошлись бы как-то две Вселенные без „незаменимых“ людишек… Но нынешний Контакт, как хотите, того гораздо НАСТОЯЩЕЕ. Контакт не в разрушении и уничтожении, а в созидании. Да еще и настолько гармоничном, что в музыку творение Материка выплеснулось!.. Как хотите, но это выше. И мы есть и дальше будем. Теперь-то уж точно, мадам, вы без нас не обойдетесь!..»
И он подмигнул вверх. Давно Любарскому не было так покойно и уютно, как сейчас – в промерзшем и тряском троллейбусе.
«От смерти Корнева и Пеца, от разрушительного Шаротряса, от начала моего директорства минуло три с половиной месяца, 15 недель. Это по земному счету. Даже по счету для „верхних“ НИИвцев со средним К12 тоже не так и много, три годика. А произошло… мы сделали? – столько, сколько не втиснешь и в геологическую эру. Мы сделали? Ой ли! С такой легкостью все давалось. А если что и не выходило, ошибались – то именно так, чтобы раззадориться на еще более крупное. Вот и Дробление это – после моего жуткого открытия на дискете и полета. Как-то оно все волново: то вниз, то вверх. Как в старой песне:
Судьба играет человеком,
она изменщица всегда:
то вознесет его высоко,
то бросит в бездну без стыда.
А ведь тут не человеком играет Вселенная-судьба, мирами…»
Любарский откинулся к спинке сиденья. «Ясно, что далее развернутся еще более крупные дела и события. И драматические – для нас, малых. При таком ВсеРазмахе от этого не увернешься… Жаль, конечно, обидно. Постой, но почему – обидно? Почему не обидно быть крохотными тельцами на глиняном шарике в космической пустоте – а вот быть частью чего-то… или Кого-то? – несравнимо более мощного, огромно-мудрого, цельного, ему, понимаете ли, обидно! Мы-ста. Я-ста. Пусть даже обдирая себе бока местными драмами».
Варфоломей Дормидонтович улыбнулся. Он с удовольствием чувствовал, что освобождается. Утратил для него драматизм и философский накал вопрос: мы это делаем, или с нами делается? Ясно стало, что и то, и другое, и так, и эдак. Так было и будет. Главное, делать свое, делать крупно – и чтоб получалось.
«Если пространство – разумно-одухотворенное тело Вселенной, если время разумное действие Ее, то что в нем разумные мы? Неужто мошки!..»
5
А что же Вселенная, о которой все помыслы: верхних НИИвцев, галактик, К-глобул… и даже автора? Из-за которой все страсти и драмы.
Она танцует вальс.
В нем даже вспышки сверхновых – а где-то и квазаров, столкновения галактик – это литавровый удар tutti, после которого мелодия оркестра взмывает в небо, и хочется только кружиться, кружиться.
– Я не обеспокоил вас, дорогая?
– Ах, нет, что вы!..
Вселенная танцует вальс.
…где-то это шопеновский вальс тонкой души, вальс для фортепиано в исполнении великих мастеров; где-то немецкий медноголосый примитив с тявком альтов и похрюкиваньем тубы, где-то под аккордеон, под трехрядку из звездных клавиш – но все равно: вальс! вальс! вальс!.. Танец, в коем все кружится, все кружатся, грациозно покачиваются… В нем все иррационально, беспечно и мудро.
– Ис-та-та!.. Ис-та-та!.. Раз-два-три!..
– Вы так милы.
– Не отвлекайтесь, прошу вас! Ис-та-та!..
Вселенная танцует вальс.
И кружат соразмерно своим ритмам галактики (тур за многие миллионы лет), шаровые скопления звезд, кружат звезды (одни за дни, иные за века), планеты возле них и вокруг себя… ис-та-та, ис-та-та! – и так до циклонов, смерчей и торнадо на них, до кружащих в синеве ласточек, до ловящего хвост свой котенка, до разумных существ в помещениях с выпивкой… ис-та-та, иста-та! – до электрогенераторов и турбин, пропеллеров и вентиляторов, до молекул в кристаллах и атомов в молекулах.
Между прочим, помянутые выше знаменитые стихи тоже можно переложить на вальс, на три такта: