1
Потом не однажды довелось Варфоломею Дормидонтовичу кривить лицо в виноватую улыбку при встречах с Климовым. А тот чувствовал – и всякий раз восклицал:
– Распротакую мать!.. Такая была установка!..
Реальным фактом для всех оскорбленных создателей ГиМ-3, энтузиастов проекта, оставалось то, что Бармалеич где-то чего-то прочитал – пусть даже и на дискетах «великого Хрыча», взвился на дыбы и понес. Пеца начитался. И – железякой по точной технике, как американский жлоб из теле-сериала, это ж надо! Поэтому наседали на него разгоряченные Панкратов, Буров и другие:
– Бармалеич, что вы себе думали: шарахнуть ломом по предельно заряженной Ловушке! Там вторая ступень – цистерна со сконцентрированным межпланетным пространством… Вы же сбили центровку поля! Там же были точно выставленные электроды под высоким напряжением. Представляете, как мог рвануть «триллионник». От башни бы ничего не осталось… да не только!
На что Варфоломей Дормидонтович мог ответить одно:
– Ну… в этом случае погибли бы мы. От силы Институт. Самое большее разрушилась бы Катагань. Но и все.
А Бор Борыч Мендельзон в доверительных разговорах с членами КоордСовета, то с одним, то с другим, прямо и нелицеприятно поднимал вопрос о немедленном снятии Любарского:
– Слушайте, нельзя его оставлять директором, опасно! – гудел он. – Уж лучше Валю Синицу. Так что давайте. Как сказано у классика, чем мы его породили… голосованием, – то есть, – тем и снимем.
Конечно, он не думал, что вернутся к кандидатуре Вали Синицы. А вот к его собственной…
2
Лишь проверочный опыт реабилитировал Варфоломея Дормидонтовича.
День 18 ноября ушел на то, что восстановили установку и перенастроили всю схему: ЛОМ-«триллионник» на вышке в паре с двумя Ловушками – внизу и на краю крыши. Теперь эта цепочка должна была действовать в обратном порядке: пересылать камни с полигона на крышу, чтобы отсюда – в МВ. После того, как Асканию пустили на распыл, там мало осталось крупных; но подобрали несколько – тонн по двадцать-тридцать.
…Перед опытом НетСурьез заупрямился, просто шел на скандал:
– Не то делаете, не то! Неграмотно. Вы проверяете сейчас не теорию Пеца, а обоснованно ли Бармалеич навалил в штаны. Это разные вещи.
Даже Буров поморщился:
– Фу, как грубо!
Такому его поведению предшествовало основательное знакомство Имярека с теорией Пеца. Еще неясно было, правильна ли идея Антивещества в МВ – но за сам вселенский размах он ее зауважал.
Почти весь день 19 ноября (то есть, собственно, несколько месяцев) он приходил в «пецарий-любарий» на 122 уровне, садился за компьютер, читал, просчитывал все формулы. Находил Варфоломея Дормидонтовича, выспрашивал у него что непонятно. Попутно выяснилось, что НетСурьез не слушал Монолог-Диалог Пеца и Корнева предсмертный: даже не знал о нем. Теперь здесь же послушал запись… Так Любарский выводил и его на высший уровень осознания-различения: что мы делаем, что с нами делается – и где под видом одного другое.
Впрочем, для Имярека это было не откровение. Он был Четвертый. Но так он проник глубже и шел дальше. Поэтому директор даже после реплики насчет штанов стоял и молчал. «Может, в самом деле я опять не то, не так? Главное не форма выражения».
Дело было на вышке, на площадке возле кабины ГиМ-3, перед первым контрольным пуском.
– Да нет, я серьезно! – настаивал Имярек. – Вы истину хотите знать или что? По теории надо установить, действительно ли там, – НетСурьез боднул головой вверх, – сменяются вещественные и антивещественные циклы. Может, там еще что-то, откуда мы знаем! А для этого нужно… что? – он оглядел всех.
– Ну, что? – спросил Панкратов.
– Не забрасывать туда наше вещество… оно ТРЕТЬЕ в этом деле! – а взять в МВ астероид из одного цикла, придержать в Ловушке – и перебросить в следующий цикл. К чему-то поближе. Чтоб соприкоснулись. Если аннигильнет – все правильно. А уж после этого опыта можно соваться с нашим валуном. Нет, серьезно. Так ведь оно по строгой логике-то.
