Открытие, без которого они вполне могли бы обойтись. Обескураживающее, руки от него опускались. Одно дело таскать астероиды просто как небесные бесхозные камни – мало ли их, кому они интересны! – и совсем другое, когда это вон, оказывается, что.
…Крепость ли это была, храм ли, что-то еще – дело второе. Десятое, собственно. Главное же – да, между Марсом и Юпитером жила, вращалась под Солнцем планета. На ней была жизнь, обитали разумные существа. И судя по тому, что в итоге осталось облако обломков – да и по оплавлению поверхности, признаку многотысячеградусных температур, она бабахнула, как осколочная граната. Раз – и нет. Как, почему?..
А если судить по размерам и формам «шестерни», то создавшие ее и трудились долго, и работали явно на века, на тысячелетия – то есть были уверены в надежности, прочности своего мира. Как мы – в надежности и прочности своей планеты.
И… горячий привет. Очень горячий, тысячеградусный. Даже фигур, скульптур не осталось, оплавились; не угадаешь, какие они были.
Знание, без которого лучше бы обойтись. Живешь так, действительно, живешь – и…
4
Разговор с глазу на глаз.
– Послушайте, Витя, а в этом что-то есть, – сказал Варфоломей Дормидонтович.
– Что и в чем?
– Ну, что внешние факты и обстоятельства притормаживают нас, слишком быстрых на мысль и решения. Придерживают за штанишки, как зарвавшихся детей. Вот и Сорок Девятый этот астероид с Шестеренкой… Может, нам пора остановиться с небесными заготовками?.. Мы вправду разактивничались сверх меры. Вы знаете происхождение слова «халтура»?
Вопрос был неожиданный и с подтекстом.
– Ну… наверно «плохая работа».
– Нет. «Халтурой» у воров именовалось обворовывание могил – со свежими покойниками, на другую ночь после похорон. Таких воров соответственно звали «халтурщиками». Это были последние люди в блатном мире.
– Так вы что, аналогию, что ли, проводите?!.. С нами, берущими из космоса!
– В какой-то мере да. Мы орудовали не в астероидном поясе, а на астероидном кладбище.
– Ну, знаете!.. И что же вы предлагаете?
– Остановиться, притормозить, подумать. Разобраться с тем, что мы набрали, наворотили на полигоне. Освоить как-то. И думать, думать дальше.
– Вы еще скажите: в этом и есть сермяжная правда – как Васисуалий Лоханкин. – мрачно буркнул Буров.
Разговор шел с ним. В кабинете директора.
– Не кукситесь, Витя, – мягко, вразумляюще, как старший сказал Любарский. – Сорок Девятый с Шестеренкой получился от катастрофы там. А здесь?.. Вы по карте не прикидывали, на какую территорию раскинулась градусная сетка нашего полигона – и насколько распространятся все камни… особенно, если мы наполним «корыто» под завязку, под Материк… в случае чего? Ведь на реальные сотни километров. Сметая все.
– Нет. Но страхующие Ловушки К8640 готовы, можно подвесить.
– Это хорошо. А все-таки давайте остановимся. И пусть то, что есть, окажется… ну, первой примеркой к Материку, что ли?
5
Полилог типа Они. Сначала на зазубринах-«башнях», под МВ-солнцем – слепяще голубоватым и маленьким на сей раз, электросварочным каким-то. Потом в башне, в сауне.
– Слушайте, как это может быть? Все гипотезы конца света, какие я читал, саму планету щадят. Поверхность, мол, пострадает, жизнь на ней уничтожится… но шарик будет летать дальше. Ведь здоровенный же, на тысячи километров!.. Как он может взорваться?
– Так разнести огромный шар, целую планету, мог только ядерный взрыв. Изнутри.
– Значит, такие они там творили дела.
– Никто там ничего не творил, все произошло природным путем. Нет, серьезно. Вы о радиогенном тепле слышали?
– Что идет из глубин Земли от распада урана и тория? Конечно.
– А знаете, какой от него геотермический градиент? Три градуса на сто метров в глубину. Тридцать на километр. Проверено до пяти-шести километров, там под 150–200 градусов по Цельсию. Вы хоть представляете, что это такое? Если перенести на поверхность, то в десяти километрах отсюда, в станице Глинской, на 300 градусов жарче; там все сварились и изжарились. А в Катагани температура как на поверхности Солнца…
– Ничего себе! Выходит, мы живем на раскаляющейся сковородке?
