Валерьян Вениаминович слушал, смотрел, кивал, все давно поняв. Он снова был – который раз за последние дни – потрясен до панического смешения мыслей.
– А что произошло бы, если б от вашего заряженного неоднородностью «конденсатора» отсоединился провод батарейки?
– А с чего бы ему отсоединиться? – опасливо покосился на него инженер. – Клеммы под винты, схема без соплей.
– А все-таки? Выскользнула клемма, оборвался провод при переноске – мало ли что.
– Ну… разрушение предметов вокруг. Только это маловероятно. Он и сейчас не понимал, что изобрел ту самую «пространственную бомбу», этот молодой, да ранний Миша, не состоящий в родстве с академиком и самоубийцами. Лишь почуял возможный нагоняй за рискованные опыты. Он и не думал ни о какой бомбе: способ конденсации НПВ, накопление больших физических пространств в малых геометрических объемах – интереснятина! Да и сам Пец, не наведи его сегодня бдительный военпред на эту тему, не в первую и не во вторую, а разве что в десятую какую-нибудь очередь задумался бы о разрушительных свойствах таких НПВ-конденсаторов. Ведь здесь столько применений: не только стены дырявить, но и туннели сквозь горы… автобус в карман поместить можно… да что говорить! И в то же время: НПВ-бомба. При надлежащем заряде любой город в пыль обратит. Все верно.
Он поставил инженеру «недурственно», посоветовал провести теоретические расчеты, не тянуть с заявкой и статьей – и отпустил с миром. А сам поднялся на крышу.
Здесь было прибрано, почти ничего не осталось от хаоса обломков, который он видел утром. Кабина и электроды, падая, снесли ограду, лебедку и западную часть генераторной галереи. На краю площадки в той стороне теперь торчала только лампочка на шесте, тускло освещала ближнюю часть крыши. Непривычной была пустота и первозданная темнота вокруг и вверху: не тянутся к ядру освещенные прожекторами канаты и кабели, не белеют в выси электроды и колбаски аэростатов… От кабины осталось лишь пилотское кресло, с которого так удобно было наблюдать делающееся в MB; его вырезали автогеном вместе с частью шасси, поставили в середине крыши.
Первые минуты Валерьян Вениаминович ходил по площадке, как по кабинету, ничего не замечая: приводил мысли в порядок. Вся история с изобретением Панкратова настолько быстро и слитно прошла перед его глазами, что он в самом деле почувствовал себя наблюдающим – наверху, в кабине ГиМ – слитный интеллектуально-эмоционально-вещественный процесс на какой-то планете. В этом процессе несущественно было наличие определенного специалиста – с фамилией, внешностью, беременной женой, обидой на главного инженера, как несущественно было конкретное воплощение оборонных опасений в полковнике-инженере Волкове, а административного начала в директоре по фамилии Пец. Все могло быть не так – и не только в деталях, а вообще у завросапиенсов или мыслящих крабов. Главным было утверждение себя – новой мыслью, ревностным исполнением служебного долга, т. п.; а еще более главным – что не могла не реализоваться созревшая идея-возможность: сначала в изобретение, а затем, влекомая жаждой выгод и опасениями утрат, и в различные преобразующие мир действия. «И ведь в сторону рыхления опять-таки преобразующие, рыхления и образования пустот – мирные или военные применения, все равно. Действительно заложено это в нас, выходит?»
Ладно. Валерьян Вениаминович вспомнил, что поднялся сюда не для отвлеченных размышлений. Сел в пилотское кресло, разложил на коленях графики Иерихонского, приготовился работать. В ядре Шара тускнело фиолетовое зарево «мерцаний».
«Итак, эта заблудившаяся Метапульсация в 17.10–17.15 выпятится в барьер на северо-западе. Вон там. Может сместить и нижние слои Шара – а этого допустить нельзя, в них башня. Хрупнет она, как сухая палка, несмотря на стометровую толщину и три слоя – для НПВ все равно: что бетон, что картон. Стало быть, в момент этих родовых схваток материи надо бы перетянуть сеть в противоположную сторону, на юго-восток. Или заранее?… Нет, это нельзя, сами башню сломаем. А в каком состоянии сеть в месте выпячивания?» Справился по снимкам: с дырами. «Значит, первую заплату туда. А выдержат ли канаты, они и так натянуты струнами?… Нет, держать и не пущать – это не то. Не лучше ли другой вариант, гибкий – сыграть с Метапульсацией в поддавки? Перед ее выпячиванием осторожно поднять сети и Шар над башней аэростатами. Метров на пятьсот… на высоту башни то есть. Пусть Шар побесится в высоте. А потом опустить. Ох, нет, это сложно: надо дополнительные аэростаты, чтобы поднимать ровно, не свалить башню, надо одну сеть перевести под него… а то ведь выскочит заволновавшийся Шарик и тю-тю. Не управимся в три нулевых часа».