«Любовь… – размышлял тот, чувствуя щекой, как бьется ее сердце пониже маленькой тугой груди. – Любовь, название для чего-то тоже крайне простого. Проще всех слов. Потому что одинаково свойственна она всему живому. Наверно, и самка кузнечика, которую самец на время спаривания угощает приманкой, мнит, что этот – единственный, парень что надо… а он потом забирает недоеденное для другой. Вот – сердчишко бойчее стучит. – Он отстранил Нюсю, аналитически взглянул на лицо – порозовели щеки, блестят глаза, дыхание углубилось. И где надо набухает кровь, выделяются из желез секреты и слизь. Любовь!..»
– Ты бы не крутилась около меня, девушка, – рассудительно молвил мертвец, опуская руки. – Человек я семейный и на виду. Вы…у – и никаких перспектив.
Короткий гневный не то всхлип, не то стон. Оскорбленно простучали каблучки по паркету. Хлопнула дверь. Корнев опустил голову в ладони. Вот и еще комочек жизни оторвался от него. «И пусть. Скорей бы уж».
Александр Иванович знал, что после понятого-прочувстванного в Меняющейся Вселенной он – не жилец. Душа была отравлена, разъедена и мертва. Тугая струя, что несла от грандиозного замысла к еще более грандиозным, от идеи к идее, от дела к делу, – выбросила теперь его на кренистый берег убийственного сверхчеловеческого знания. Зевай жабрами, бей хвостом, трепещи плавниками, вскидывайся – изранишься, но конец не отдалишь. И он понимал, что реальный конец теперь только вопрос времени и обстоятельств. «Скорей бы…»
Он пересел к столу, взял принесенную папку (а Нюся в это время, закрыв лицо ладонями и поскуливая от нестерпимой обиды, мчала по коридору к лифту: прочь отсюда, прочь скорей и навсегда! Она была готова для него на все, отдать себя… а он… а он!..), раскрыл авторучку и принялся, не глядя, не читая, выводить в углу каждой бумаги одну и ту же резолюцию: «ДС. Корнев» – и дату с указанием, как положено, часа уровню.
Смерть открыла дверь в кабинет, вошла без стука и Корнев ее не узнал. Да и мудрено было узнать: она явилась в облике пожилого кавказца с румяно-сизыми щеками, с крупным и также сизым носом, английскими усиками квадратом под ним и веселыми, все понимающими глазами.
– Дэ-эс! – кинул посетителю Корнев, подняв голову. И, поскольку тот приближался, повторил раздраженно и четко: – Я же сказал: дэ-эс!
– Дэсс?… – не понял или прикинулся, что не понял, вошедший, остановился у стола. – Дэсс… нет, дэссертные не дэлаем. Коньяки дэлаем. Разрешите представиться: Нахапет Логосович Мальва, представитель коньячных заводов Закавказья.
Это становилось интересно. Корнев отодвинул бумаги, уставился на представителя.
– Важное дело привело меня к вам, очень важное, просто необыкновенно, – говорил тот, извлекая из пузатого коричневого портфеля бутылки. – Вот, изволите видеть, ординарный грузинский коньяк – и тот надо выдерживать три года. Но что для коньяка три года, младенческий возраст! Не только в смысле крепости – букет, аромат, вкусовая гамма… все не установилось еще, понимаете. Вот, не угодно ли сравнить, – и на столе появились дегустационные стаканчики с делениями, – хотя бы с двенадцатилетним?
Корнев сравнил. Верно, двенадцатилетний коньяк «Мцыри» был куда лучше – и по букету, и по аромату, и по вкусовой гамме.
– Но ведь и это, можно сказать, коньяк-подросток, – продолжал Нахапет Мальва, вытаскивая темную бутылку без этикетки. – Настоящий коньяк – который нам, увы, недоступен, разве только министрам и миллионерам! – должен иметь возраст зрелого мужчины. Не угодно ли сравнить с этим?
– Только давайте вместе, а то и вкус не тот, – сказал Александр Иванович, принимая мензурку с ароматной солнечной влагой.
– С великим удовольствием! За процветание вашего замечательного, владеющего неограниченными запасами времени учреждения! Этот напиток вообще был вне всякого сравнения. Через четверть часа дело было на мази. Главный инженер с сочувствием отнесся к идее организовать на высоких уровнях погреб для ускоренной выдержки многолетних коньячных спиртов – объемом тысяч на пятнадцать декалитров – в бочках поставщика.
– …потому что это же золото – выдержанные коньяки, валюта! – толковал Мальва, откинувшись в кресле с мензуркой в руке.
