Корнев, сидя в той же позе на столе возле проектора, следил за директором исподлобья с легкой усмешкой; в глазах возникли и исчезли искорки.
– Положительный вы какой-то, Вэ-Вэ. Просто образцовый.
– А необязательно всем быть с декадансом, с червоточиной! – задорно парировал Пец.
– Да, конечно. Так мысль человеческая развивается? Прогресс наличествует? Музыка играет, штандарт скачет?
– Ну… это, на мой взгляд, даже не тема для спора. Подумайте сами; неужто природа с ее вселенским могуществом и размахом не нашла более простых способов разрушать, распылять планеты, чем через наши дела, изобретения, труды! Да у нее полно таких возможностей, и мы их видели в MB. Все они взрывные преимущественно…
– В темпе «кадр-век» развал через цивилизацию как раз и будет выглядеть взрывом.
– Да бросьте, Саша! Уж не говоря о всем наземном, как вы объясните в своей гипотезе развала космоплавание? Вы его почему-то обошли. Ведь там такое скопление идей, изобретений, достижений – сгустки мысли людской вылетают в космос, не просто тела!
– Я не обошел… просто я подумал, что вы и так поняли. Но раз нет – я вам это все покажу.
Александр Иванович слез со стола, выбрал из стопки кассет одну, вставил в проектор, протянул и заправил ленту, выключил свет в зале.
II
На экране пошли – с надлежащей переменой планов и ритмов, с переходом съемок с дневной части на ночную и обратно – импульсные кадры жизни одной из землеподобных планет MB. Сначала крупные: материки, моря, извивающиеся ветвистыми змеями долины рек; переползают цветными амебами водоемы и растительные покровы по суше, пульсируют год от года ледники у полюсов и на вершинах горных хребтов. Сначала только по легкому помутнению атмосферы да по новым очагам света в ночной части Пец мог угадать, что на планете шло послеэкстремальное смешение. Но вот в ближних и сверхближних планах показались первые, заметные более размытостью, тепловым свечением и точечными пузырьками «сыпи», свищи.
– Вот они на верхнем берегу моря… на северном, если для Земли, ну, а там-то кто знает, – вон у отрогов хребта, – указывал и комментировал главный инженер, стоя по другую сторону проектора. – Вон на нижнем берегу, при впадении реки. Можете толковать, как хотите, Вэ-Вэ, но, по-моему, вы слишком легко отметаете: неужели, мол, природа ничего другого не нашла!.. Для газового или расплавленного состояния веществ найти способы изменений не штука. – А вот для твердого состояния: как ему пузыриться, рыхлиться и течь потоками? Вполне возможно, что, окромя «созидательной деятельности разумных существ», здесь ничего более и не изобретешь… Разрастается сыпь-то, тепловые «трещинки» соединяют ее скопления, лучатся от «свищей» – видите? Это, полагаю, там массовое производство пошло и «покорение природы». В соревновательном темпе: кто лучше, кто быстрее, кто больше. Давай-давай! Надо-надо!.. – Голос Корнева зловеще, саркастически как-то похрипывал. – Похоже, мы проскочили уже шесть секунд развития, соответствующие трем векам нашей НТР, теперь на той пленке прокручивается наше будущее. Видите: ледниковые шапки около полюсов уменьшаются, горные ледники тают, атмосфера мутнее, ночная сторона все ярче излучает… Думайте, как хотите, но, боюсь, это выгорают добытые в недрах там угли, нефть, сланцы, газы, переплавляются в нужные им металлы руды, выдавая в среду ненужный дым, золу, пыль, шлак. А «свищей»-то все больше, Вэ-Вэ, а тепловых растрескиваний от них сколько ветвится – не дороги ли это с интенсивным движением? А то и воздушные трассы, и морские…
Пец стискивал зубы, сдерживал желание крикнуть «Не надо!» Он было воспрял, высказывая возражения и доводы, стремясь направить все по накатанному пути научного обсуждения – и тем успокоить не только Корнева, но и себя. А сейчас зримые факты, которые не Александр Иванович, нет, сама Меняющаяся Вселенная пригоршнями швыряла в лицо, – испарили, превратили в ничто его ученую логику, профессиональную искусность. И чувствовал себя Валерьян Вениаминович просто щенком, которого взяли за шкирку, подняли высоко: гляди, кутенок, на большой мир! Щенок скулит и дергает лапками; ему не нужен, страшен этот мир, хочется на пол в прихожую, где пахнет ботинками, пылью и написанным в углу.
