— Что происходит? — спросил майор у Полсона.
— Процедура не подействовала.
— Я вижу, что она не подействовала, — сказал майор. — Я спрашиваю почему.
Полсон пожал плечами.
И что самое удивительное, разговаривали они уже не по-английски.
Это была смесь английского, испанского, французского, немецкого и, как ни странно, русского. Я не могу похвастаться совершенным знанием всех этих языков, тем более что и говорили они именно на смеси и с весьма странной грамматикой, однако в целом суть диалога была мне понятна.
— Раньше такие случаи были? — спросил майор.
— Нет, — сказал Полсон. — Никогда. Даже на стадии экспериментов процедура… — следующего слова я не понял, — не давала ни одного сбоя.
— Наше оборудование в порядке?
— Да.
— Тогда, может быть, стоит повторить?
— А смысл?
— Чтобы удостовериться.
Полсон вздохнул, коротко и ясно дав оценку предложению майора. Тем не менее, он снова щёлкнул клавишами на выносной клавиатуре, и миллион подкованных муравьев вернулись в мою черепную коробку.
— …! — Теперь уж я не стал сдерживаться.
Процедура показалась мне ещё неприятнее, чем в первый раз, и длилась она существенно дольше.
Разговаривать после окончания процедуры они со мной не стали. Полсон посмотрел на монитор и отрицательно покачал головой.
— Не вижу здесь большой проблемы, — сказал майор. — Одним навсегда исчезнувшим в джунглях больше, одним меньше… Ну не вернётся он в город, и что это изменит? Большего шума, чем есть, мы уже не создадим.
— О чём вы говорите, майор?
— О физическом устранении, — сказал майор. — Джунгли всё спишут.
— Вы предлагаете нам его убить?
— Да.
— Эй, — сказал я. — А как же гуманизм, человеколюбие и всё такое? Может, сначала по-хорошему попробуем договориться?
— Коровье дерьмо, — по-английски выругался майор. — Он что, нас понимает?
— Попробуйте говорить на суахили, — сказал я. — Тогда вас точно никто не поймёт. В этой части света как минимум.
Вот не надо было мне этого говорить. Майор расстроился, снова вытащил свою хреновину из кобуры, и меня опять вырубило.
Когда сознание вернулось ко мне в очередной раз, я лежал в кровати, что было хорошо. Уж по крайней мере лучше, чем на электрическом стуле. Или в морге.
Только на этот раз я был к этой кровати привязан, что не прибавляло мне оптимизма.
Интересно, что за фигня тут происходит? На заговор спецслужб это уже не похоже. На перевалочную базу Медельинского или любого другого наркокартеля тоже.
У прежних версий оказался слишком мелкий масштаб.
Фигня, которая творилась со мной, носила явно большие размеры.
К правой руке был прикреплен какой-то датчик, но аппаратура в комнате по-прежнему отсутствовала. Blue tooth штуковина, посылающая данные куда-то ещё.
Работала она неплохо, и за моим состоянием явно кто-то следил, потому что уже через пять минут после моего пробуждения в комнату явились Полсон с майором.
Судя по тому, что у них с собой были стулья, они явно настроились на долгую беседу.
— Я хочу курить, — сказал я. — Догадываюсь, что вы собираетесь мне что-то сказать, но я лучше понимаю слова, когда не страдаю от отсутствия в моём организме никотина.
Полсон посмотрел на майора.
Майор посмотрел на Полсона.
Полсон вытащил из кармана начатую пачку моих сигарет и зажигалку. Майор освободил мою левую руку.
Пока они рассиживались по стульям, я закурил. Первая затяжка, как это обычно случается после долгого перерыва, принесла лёгкое головокружение, и это было хорошо. Курильщики меня поймут.
— Пепел куда стряхивать? — спросил я.
— На пол, — сказал майор. — И учти, что больше сигарет у нас нет.
— Бедно живете, господа плантаторы, — сказал я.
Мы опять разговаривали по-английски.
— Расскажи нам о себе, — сказал Полсон.
— Что именно? — спросил я.
— Всё.
— Это займёт какое-то время.
— Неважно, — сказал Полсон.
— Но потом не говорите, что я вас не предупреждал, — сказал я и принялся за рассказ.
На самом деле обычный человек, к коим я всегда относил и себя, может не так уж много рассказать о первых двадцати трёх годах своей жизни. Не так уж много в ней происходит достойных упоминания событий.
Родился, ходил в детский сад, учился, дружил, влюблялся, дрался, спорил, мечтал…
