Ву придется вернуться и сделать все самому.
В ванной Беатрис Смит он выкрасил волосы в цвет, близкий к природному. Обычно Ву ходил с обесцвеченными добела вихрами. Во-первых, ему так нравилось: глядя в зеркало, Ву не без самодовольства отмечал, что закрепленные гелем колючие «мокрые» пряди ему идут. Во-вторых, ярко-желтый оттенок ему на руку: многие запоминали только цвет волос. Перекрасив волосы в естественный черный, Ву гладко причесался, переоделся, сменив хип-хоповские штаны на более консервативное облачение, и нацепил очки в тонкой металлической оправе. Преображение оказалось разительным.
Джека Лоусона он перетащил в подвал. Лоусон не сопротивлялся, он был почти без сознания. С ним что-то творилось — возможно, не выдержал предельного напряжения последних дней. Долго он не протянет.
В подвале было пусто и сыро. В последний раз в такой обстановке Ву побывал в Сан-Матео, Калифорния. Там он получил особые инструкции — пытать одного типа ровно восемь часов (почему именно восемь, Ву так и не узнал), а затем переломать ему руки и ноги. Ву сдвинул сломанные кости так, чтобы острые края обломков находились рядом с нервными узлами или выпирали из-под кожи. Малейшее движение вызывало нестерпимую боль. Оставив искалеченного в подвале, Ву наведывался туда раз в день. Всякий раз человек обращался к нему с мольбами, но Ву лишь молча смотрел на него. Тот продержался одиннадцать дней и умер от истощения.
Ву приковал Лоусона к какой-то трубе попрочнее. Затем, прислонив спиной к несущей опоре, Ву заломил ему руки назад, застегнул наручники на запястьях и опять вставил в рот кляп.
Оставалось проверить, крепко ли узник пристегнут.
— Надо было забрать все копии фотографии, — прошептал он.
Джек Лоусон с трудом поднял на него глаза.
— Теперь придется навестить твою жену.
Их взгляды встретились. Прошло не больше секунды, и Лоусон вдруг ожил. Ву наблюдал, как он дергается всем телом. Да, неплохая проверка. Лоусон держался несколько минут, как рыба на крючке. Ни труба, ни опора не дрогнули.
Ву вышел, оставив все еще бившегося в путах Джека, чтобы найти Грейс Лоусон.
Грейс не хотелось оставаться на пресс-конференцию.
Находиться в одном помещении с десятками скорбящих… Грейс не любила слова «аура», но здесь оно казалось наиболее точным. В комнате была плохая аура. Потухшие глаза смотрели на нее с исступленной тоской. Грейс больше не была проводником к их погибшим детям — слишком много прошло времени; она превратилась в ту, которая выжила. Жива-живехонька, а их сыновья и дочери гниют в могилах… Внешне родители жертв по-прежнему были сама любовь, но в душе каждого кипели горечь и гнев. Грейс жива, а их дитя нет, пятнадцать лет не затянули ран. Теперь у Грейс были свои дети, и она понимала осиротевших родителей куда глубже, чем пятнадцать лет назад.
Она уже хотела тихо выйти, когда кто-то придержал ее за руку. Обернувшись, Грейс увидела Карла Веспу.
— Куда ты собралась? — спросил он.
— Домой.
— Я тебя отвезу.
— Зачем? Я возьму такси…
Хватка на запястье на мгновение стала стальной. Грейс снова будто увидела беззвучный взрыв в глубине глаз Карла Веспы.
— Останься, — произнес он.
Это прозвучало как приказ. Грейс вглядывалась в лицо Веспы. Оно осталось странно спокойным. Слишком спокойным. Его поведение, столь не соответствующее обстановке, столь непохожее на вчерашнюю вспышку, снова ее испугало. И этому человеку она доверила жизнь своих детей?
Она присела рядом и стала смотреть, как на сцену поднимаются Сандра Ковал и Уэйд Ларю. Адвокат пододвинула к себе микрофон и начала сыпать стандартными фразами о прощении и втором шансе. Грейс видела, как мрачнеют и делаются замкнутыми лица сидящих в зале. Некоторые плакали, другие поджимали губы, кого-то била дрожь.
Карл Веспа вел себя иначе.
Скрестив ноги, он откинулся на спинку стула и наблюдал за происходящим с непринужденностью, которая пугала Грейс больше, чем его зловеще сведенные брови. Через пять минут после начала заявления Сандры Ковал Веспа взглянул на Грейс, увидел, что она наблюдает за ним, и сделал то, от чего у Грейс по спине пробежали мурашки.
