— Как ты попал в мои владения?
— Ворота были распахнуты настежь. — Автомобиль, завизжав тормозами, резко затормозил у крыльца. — А теперь отзови собак.
— Это Гришэм, — объяснил Кайл. — Хочет поговорить.
— Наверное, это я забыла закрыть за нами ворота, — пробормотала Марла. — Извини, пожалуйста.
Кайл молча кивнул — с воротами он разберется позднее. Сейчас его одолевало любопытство — зачем пожаловал Гришэм? Может быть, от него удастся получить какие-то ответы? Кайл повернулся к Саре. Не нужно быть телепатом, чтобы понять: ей смертельно не хочется оставаться с Марлой и Мервином наедине. Что же, оставить ее здесь? Но, если за ниточки заговора дергает Гришэм, не стоит лицом к лицу сводить его с жертвой. Особенно если Сара действительно ни в чем не повинная жертва. Да если и нет, ясно, что теперь заговорщики жаждут ее смерти. Так что лучше держать ее подальше от опасности.
— Это ненадолго, — успокоил он Сару.
— Но что, если…
Он решительно покачал головой.
— При таком количестве свидетелей Гришэм не станет делать глупостей.
Кайл от души надеялся, что голос его звучит спокойно и уверенно. Ибо, по совести сказать, он понятия не имел, зачем явился Гришэм. Знал только, что этот человек способен на любой грязный трюк.
— Я с тобой, — возразил Мервин.
Кайл не стал тратить время на споры. Подойдя к шкафу, он достал с верхней полки револьвер и сунул его за пояс джинсов.
— Простая предосторожность, — объяснил он, заметив в глазах Мервина тревогу.
Выйдя из дома, Кайл подал команду доберманам. Четвероногие сторожа прекратили лай и, отойдя от автомобиля, безмолвными часовыми замерли у лестницы, готовые по сигналу хозяина вцепиться незваному пришельцу в горло.
Гришэм неуклюже выбрался из машины. Он был один — и явно не в радужном настроении. Мясистые пятерни сжаты в кулаки, лохматые брови сердито насуплены, на раскрасневшемся лице просвечивают ломкие ниточки вен. Пыхтя и отдуваясь, он принялся взбираться по ступенькам.
— Что, черт побери, ты вытворяешь? — прорычал он.
— Борюсь за место в конгрессе, — ответил Кайл, прекрасно понимая, что соперник ждет какого-то иного ответа. — А что?
Гришэм остановился в шаге от него. Кайл чувствовал тяжелый запах его дыхания.
— Сам знаешь что! Ты натравил на меня полицию! Вчера вечером мне позвонил какой-то коп и все мозги вымотал вопросами о какой-то трижды проклятой стрельбе!
Как видно, о теории «случайных выстрелов» Гришэм не слышал. И Кайл об этом упоминать не собирался. Пусть противник поволнуется.
— Полиция считает, что вы к этому причастны? — подал голос Мервин.
— Да нет, черт побери! У них ничего на меня нет. Это вы их на меня натравили — ты, Маккол, или, может быть, ты, Бартлетт. Так вот, отзовите своих псов. Не хочу, чтобы какие-то молокососы марали в грязи мое доброе имя!
— Твое имя давно вываляно в грязи, — холодно напомнил ему Кайл. — Ты получаешь взятки от лоббистов, а фонды твоей кампании служат мафии для отмывания «грязных» денег. Ты по уши в грязи, Гришэм. Вот почему я выступил против тебя. И вот почему надеюсь победить. Прошли времена, когда политика в Калифорнии делалась грязными руками.
— Вот тут ты ошибаешься, сынок! — Гришэм мясистым пальцем ткнул Кайла в грудь. — И не смей, слышишь, не смей впутывать в эту историю со стрельбой меня — иначе я вцеплюсь тебе в горло и не успокоюсь, пока не отсужу все твое состояние до последнего цента!
Кайл отбросил руку Гришэма. За него ответил Мервин:
— Может быть, это нам стоит подать на вас в суд? Вы ведь при каждой возможности вспоминаете Эйлин Хеттенбак и намекаете, что Кайл причастен к ее смерти, хотя прекрасно знаете, что это был несчастный случай!
— Откуда мне знать? — Гришэм ухмыльнулся. — Откуда мне знать, что мой почтенный соперник — не любитель обижать женщин? Ведь жену свою он, по сути, убил. Она, бедняжка, не хотела ребенка — предчувствовала, чем это кончится. Но мистер Маккол ничего и слышать не хотел: его отец завещал доверительный вклад будущему внуку — значит, надо из кожи вылезти, но произвести на свет внука! Чего еще ждать от человека, для которого жена и ребенок — лишь средство, чтобы запустить лапу в отцовские денежки…
