Неторопливо оглядев его с ног до головы, она спросила:
— Ты пригласил мистера Брауна остаться?
— Да. Это немного сравняет счет, не так ли?
— Ты пригласил его, только чтобы сравнять счет наших гостей?
— И чтобы сделать приятное молодой герцогине Хелстон, заслуживающей так необходимого матерям покоя.
— И больше никаких причин у тебя нет? — Эмоции Джорджианы всегда легко читались на лице, и сейчас явно собиралась буря.
— Ты знаешь, Джорджиана, — Куинн наклонился к ней, — только потому, что ты решила, будто мы враги, мы не перестали быть друзьями.
Она отвернулась и покраснела.
— Я никогда, не говорила, что мы враги.
— Я не буду лгать тебе, Джорджиана. Я бы хотел, чтобы ты хорошенько подумала. Возможно, он станет замечательным помощником для тебя — и для меня.
— Но…
— Мы же договорились, что поищем замену.
— Но…
— И что ты будешь учить этого человека вежливо, с изяществом и юмором.
В ответ она издала какой-то, без всяких сомнений, невежливый звук.
— Я никогда не говорила, что буду так его учить. Уж во всяком случае, ты знаешь — на изящество я не способна.
Куинн подошел к ней еще ближе. В ее глазах плясали золотые искры.
Джорджиана отстранилась — ее явно беспокоила такая близость. Он никогда раньше не обращал на это внимания, но ей как будто становилось дурно всякий раз, когда он к ней подходил. То же самое случилось и в искусственных руинах в день его прибытия, и вчера, когда он поцеловал ее в щеку.
При мысли об этом у него сжалось сердце. Он пообещал поцеловать ее. Так, как мужчина целует женщину. Он потянулся к Джорджиане. Глаза ее расширились, когда она увидела его протянутую руку.
— Джорджиана, — очень тихо произнес он, — я снова извиняюсь перед тобой за то, что потерял вчера контроль над собой. Ты меня прощаешь?
— Я уже простила тебя. Ты это знаешь. — Она отвернулась.
Он опустил руку, а потом взял ладони Джорджианы в свои и притянул ее к себе.
— Могу ли я тогда поцеловать тебя? Поцелуй избавит нас от неловкости.
— Я не буду целовать тебя из-за того, что твоя дочь вынудила тебя согласиться на какую-то глупость.
Ему немыслимо хотелось прижаться к ее губам.
— А если я скажу, что моя дочь не имеет к этому отношения?
— Я не поверю.
Наступила тишина. Их взгляды встретились, и воздух задрожал от напряжения.
А потом вдруг в ее глазах появилось что-то такое, от чего ему захотелось сейчас же обнять ее. Защитить, хотя рассудок его требовал — остановись! Видит Бог, Джорджиане не нужна ничья защита.
— Неужели тебе так отвратительна сама мысль об этом? — прошептал он.
Выражение ее лица неуловимо изменилось.
— Это глупо. — Она повернулась, явно собираясь уйти. — Я должна осмотреть соты. Их нужно сегодня вскрыть, и…
В последний момент он крепко сжал её руку и притянул к себе. В глазах Джорджианы промелькнуло неистовое желание, прежде чем он коснулся ее губ своими и оказался в яростной буре… ничуть не слабее, чем та, в которую он попал в проливе Ла-Манш. Но тогда он путешествовал из одной точки своего бесконечного странствия в другую. Сейчас же он чувствовал себя так, как будто наконец нашел прибежище. Навсегда.
Это согрело ему душу и… ошеломило.
А уж как чувствовала себя она!..
Список? Какой список?
Джорджиана вложила в поцелуй всю себя. Она пыталась остановить дрожь, пока он словно дразнил ее, и наконец открыла губы навстречу ему. В душе ее полыхал пожар страсти, кожа ее горела от желания. Боже. Все ее мечты меркли в сравнении с происходящим. Теперь все, что она копила в себе последние двадцать лет, выплеснулось из глубины ее сердца.
Джорджиана бессознательно сжала его руки, подобно тому, как соколы сплетаются в золотых лучах заката на восходящих ветрах около мыса Пентайр, сцепив когти и словно демонстрируя миру глубину их страсти. Потому что, когда сокол выбирает себе пару, он выбирает ее на всю жизнь.
И когда эта неосуществимая мечта промелькнула в ее мыслях, она разжала руки, отпуская, его.
Куинн пошатнулся. Его загадочные глаза снова встретились с ее и потемнели.
— Нет, — прошептал он, — мы еще не закончили… далеко не закончили.
И время остановилось. Он снова притянул ее к себе, на этот раз положив ее руки к себе на плечи. Он обнял ее, и она тонула и плавилась в его тепле. Ее губы разжались, и его язык уверенно проник внутрь. Она чувствовала его жаркое дыхание на своей щеке. Он словно пожирал ее с ужасающей тщательностью, пока его руки сжимали ее и наконец коснулись ее чувствительной груди. И все это время его непостижимый, незабываемый запах щекотал ее ноздри и кружил голову.
