— Может, на лодке прокатимся? — спрашиваю я, показывая на баржу, которая только что прошла через шлюз.
У Уиллема загораются глаза, и на миг я снова вижу того мальчишку.
— Не знаю, — он смотрит в путеводитель. — Тут об этом районе почти ничего нет.
— Может, спросим?
Уиллем обращается к прохожему, и ему дают очень путаный ответ, буйно жестикулируя. Когда он поворачивается ко мне, я вижу, что он воодушевлен.
— Ты права. Он сказал, что из бассейна выходит пассажирская лодка.
Мы продолжаем свой путь по мощеной дорожке, пока она не выходит к большому озеру, где плавают люди на байдарках. А у бетонного причала пришвартованы две лодки. Но подойдя к ним, мы видим, что они не для общественного пользования. Лодки для туристов уже закончили свой рабочий день.
— Сможем тогда поплыть по Сене, — говорит Уиллем. — Там больше народу, и лодочники работают круглосуточно. — Но глаза у него грустные. Я вижу, что он расстроен, словно разочаровал меня.
— Ну и ничего страшного. Мне все равно.
Но он с тоской смотрит на воду, я вижу, что ему не все равно. И я понимаю, что я его не знаю, но я спорить готова, что тот маленький мальчик заскучал по дому. По лодкам, каналам и другой воде. И на миг я представляю себе, каково это — уехать на два года, тем не менее Уиллем отложил возвращение еще на день. Он сделал это. Ради меня.
Поднялся ветер и принялся раскачивать стоявшие у причала лодки и баржи. Я смотрю на Уиллема; от печали морщинки на его лице стали глубже. Я оглядываюсь на лодки.
— Вообще-то мне не все равно, — лезу в сумку за кошельком, за лежащей там стодолларовой бумажкой. Размахивая ею в воздухе, я кричу:
— Я хочу прокатиться по каналу. И готова заплатить!
Уиллем резко поворачивается ко мне.
— Лулу, что ты делаешь?
Но я отхожу от него.
— Есть желающие прокатить нас по каналу? — кричу я. — У меня тут старая добрая американская зелень.
На барже с синим тентом показывается рябой мужчина с острыми чертами лица и редкой эспаньолкой.
— Сколько зелени? — спрашивает он с сильным французским акцентом.
— Все!
Он берет сотню и пристально рассматривает. Потом нюхает.
Пахнет, наверное, по-настоящему, так как он отвечает:
— Если пассажиры не против, я отвезу вас вниз по каналу до Арсенала, это рядом с Бастилией. Там мы встаем на ночь, — он показывает на заднюю часть лодки, где за маленьким столиком сидят четыре человека и играют в бридж или что-то типа того, и обращается к одному из них.
— Да, капитан Джек, — отвечает тот. Ему лет шестьдесят. Уже седой, а лицо раскраснелось от солнца.
— Тут к нам попутчики хотят присоединиться.
— А в покер они играют? — интересуется одна из женщин.
Я играла на мелочь в семикарточный стад с дедушкой, пока он был жив. Он говорил, что я прекрасно блефую.
— Да неважно. Она уже все деньги мне отдала, — отвечает капитан Джек.
— Сколько он с вас взял? — спрашивает один из мужчин.
— Я дала сотню долларов, — говорю я.
— Куда?
— По каналам.
— Вот поэтому мы и зовем его капитаном Джеком. Он пират.
— Нет. Это потому, что меня зовут Жак и я ваш капитан.
— Но целую сотню, Жак? — говорит женщина с длинной седой косой и поразительными голубыми глазами. — Это многовато даже для тебя.
— Она сама предложила, — Жак пожимает плечами. — К тому же чем больше денег, тем больше я проиграю вам в карты.
— Да, хороший аргумент, — соглашается она.
— Мы не сейчас отплываем? — интересуюсь я.
— Скоро.
— Когда именно? — Уже больше четырех. День стремительно идет к концу.
— Такие вещи нельзя торопить, — он взмахивает рукой. — Время — оно как вода. Жидкое.
Мне оно жидким не кажется. Наоборот, для меня оно настоящее, живое и твердое, как камень.
— Он хотел сказать, — говорит мужчина с хвостиком, — что до Арсенала плыть прилично, а мы как раз только что собирались открыть бутылочку бордо. Капитан Джек, давай пошевеливайся. За сотню вино можно отложить и на потом.
— А мы продолжим распивать этот чудесный французский джин, — говорит дама с косой.
Пожав плечами, он убирает в карман мои деньги. Я с ухмылкой поворачиваюсь к Уиллему. А потом киваю капитану Джеку. Он подает мне руку и помогает сесть на лодку.
Пассажиры представляются. Оказывается, что они датчане, на пенсии, и, как они говорят, каждый год арендуют баржу и отправляются в четырехнедельный круиз по Европе. Агнет с косой, а Карин с короткими жесткими и торчащими во все стороны волосами. У Берта целая копна светлых волос, а у Густава — лысина и крысиный хвостик и беспроигрышно модное сочетание носков с сандалиями. Уиллем представляется, и я, почти на автомате, называюсь Лулу. Как будто я ею действительно стала. Может, так и есть. Эллисон никогда бы не отважилась на то, что сделала я сейчас.
