— Что натворил?
— Митю Владимирского… вчера поувечил…
Он подошел к дверям боковушки. Андрей Аркадьевич крепко спал, положив ладонь под щеку. На полу лежала выпавшая из рук книга.
Жарким, прерывистым шопотом рассказал Кеша матери о вчерашней драке у ольшаника.
— Похожу вот немного, — сказал он, глядя с тоской на серебряную дорожку в материнских волосах, — приду… скажу отцу…
Он долго ходил по задворкам. Серый зимний рассвет не приносил успокоения. Нужно же было случиться, чтобы Захар ушел на лыжах!
А когда Кеша вернулся, отца уже не было: Назар Ильич, тоже поднялся рано и заспешил в контору. Клавдия Николаевна в это время отлучалась, и отец ушел, ничего не зная. Вернулся он быстро. Сел, не снимая овчины, на табурет у кухонного стола. Мать продолжала стирку.
— Ты что же это, — хмуро сказал Назар Ильич сыну, — не знаешь, что Евсюковы зря не дерутся? Рука у нас тяжелая…
Он посмотрел на свой лежавший на столе кулак.
Встал, заглянул в боковушку. Учитель спал. Евсюков стал снимать полушубок:
— Пойдем-ка в амбар, там потолкуем.
— Не трожь, — тихо произнесла мать. — Иди себе…
Назар Ильич, чуть помедля, обернулся. Глаза у матери горели сухим жаром.
Евсюков махнул рукой и в накинутом на плечи полушубке вышел из избы.
Хромов к середине второго урока был уже в школе. Он поднялся на второй этаж. В коридоре охватила его обстановка школьного утра. За дверью класса будто что-то плещет, звенит; вдруг скрипнет парта, вырвется чей-то одиночный голос, вспыхнет и погаснет легкий шумок, донесется покашливанье учителя…
Хромов посмотрел расписание: у директора был урок. Он прошел в кабинет Кухтенкова и сел за директорский стол, обдумывая все, что сказала ему Клавдия Николаевна. Тотчас же раздался телефонный звонок.
— Товарищ Кухтенков? — Голос звучал властно и твердо.
— Платон Сергеевич на уроке.
— Кто у телефона?
— Хромов.
Пауза.
— Вот что, товарищ Хромов, говорит Владимирский. Передайте директору, чтобы он явился ко мне немедленно. Понимаете ли, немедленно.
Это было произнесено подчеркнуто.
— То-есть как? — Хромов не скрывал иронии. — Мне войти в класс, прервать урок и директора послать к вам?
— Я вас прошу не острить, мне не до шуток. Разумеется, после урока.
В кабинет кто-то зашел. Хромов поднял глаза и увидел хмурое лицо Варвары Ивановны. Он сделал ей знак: «не уходите». Она села и закурила.
— Хорошо, — сказал в трубку Хромов. — Можно передать директору, зачем он вам понадобился?
Теперь уже Владимирский не скрывал раздражения:
— По-моему, нетрудно догадаться, вам в особенности.
— Если по поводу драки, то почему бы вам, как отцу, не явиться в школу?
Новая пауза была короткой и насыщенной яростью.
— Вы что, Хромов, первый день живете на руднике?!
Через мембрану телефона учителю передавалось тяжелое дыхание директора рудника.
— Владимир Афанасьевич, на руднике я нахожусь недавно, но не понимаю, почему порядки на руднике должны быть иными, чем…
— Что ж! — В голосе Владимирского сквозила явная угроза. — Мне придется сообщить в район о безобразиях, творящихся в школе… Распустились…
Директор рудника положил трубку.
— Как вам это нравится? — обратился Хромов к Гребцовой.
— Мне не нравится, как вы разговаривали с Владимирским, — ответила Гребцова. — Вы разговаривали не как педагог, а как обиженный администратор.
— Вот как? — изумился уязвленный Хромов. Этого он не ожидал.
— Конечно, — с обычным спокойствием, как ученику, выговаривала Варвара Ивановна. — Нам дороги все ученики. А кто прав — еще неизвестно. Вы в школе, а не на лесосеке, не рубите сплеча.
— Мне все известно, — запальчиво ответил Хромов. — Виноват Митенька. А его отец, видимо, и разобраться не хочет.
— А вы помогаете ему? Он, конечно, может притти в школу, но и его надо понять. У меня никогда не было детей, но представляю, что он должен чувствовать. А вы? Обиделись… за честь школьного мундира.
— Ну, идите утешьте его! — сердито сказал Хромов.
— Я уже была, — коротко и все так же спокойно отвечала Гребцова.
Стычку прервал стремительно вошедший Кухтенков. Хромов, возмущаясь, начал рассказывать о разговоре с Владимирским. Варвара Ивановна молчала.