Он посещал эту школу недолго, а потом осел дома, заявив родителям:
– Книги интереснее людей.
Папа согласно кивнул. Мама чмокнула Ди в макушку и спросила, не хочет ли он на ужин лимонного пирога. Хотел, конечно. Пока Ди не станет взрослым, есть ему нужно часто-часто.
Когда в дом перекочевала вся библиотека Резервации и Ди перевернул последнюю страницу, оказалось, что книг давно уже никто не пишет – у людей появилось аудио, видео и дела поважнее. Ди расстроился: неужели не осталось ничего, что он мог бы узнать? Узнавать новое – ужасно приятно.
Посовещавшись, родители пристроили его в ту самую школу – учителем. Можно сказать, незадолго до своей смерти. Но Ди, привыкший считать время человеческими годами, решил, что сказать так было бы неправильно: все-таки несколько поколений смениться успели.
– Если б не Резервация, – обмолвился как-то папа, – мы бы жили с их скоростью, и пришлось бы снова перебираться в полярные широты. И Ди заметил, как передернуло маму – словно от ледяного холода.
Ди теперь хорошо знал, что такое этот холод. И если бы не понимал, что берется он изнутри, из самой середины груди, мог бы подумать, что рядом с ним, в опустевшем и пыльном доме, поселилось что-то невидимое, стылое, чужое, – не скрашивая внезапно накрывшее Ди одиночество, а словно усугубляя его незримым присутствием, подпитывая, лелея.
С раннего утра до позднего вечера Ди метался по городу, выжимая из "Ягуара" все силы, но – аккуратно не высовываясь из тени. После захода солнца возвращался в онемевший, ослепший дом, обшаривал кухню в поисках съестного, а после, все так же не зажигая света, поднимался на второй этаж и с головой нырял под тяжелое ватное одеяло. Он подолгу ждал сна, а тот приходил далеко не сразу.
Не будь каникул, Ди выкладывался бы на работе, под каким-нибудь предлогом оставаясь после уроков, до темноты. Но летом школа всегда запиралась, ученики разъезжались по родственникам или прятались вместе с родителями в собственных жилищах.
Можно было, конечно, взломать хлипкую электронную защиту и попросту переселиться в школу, но Ди понимал, что безлюдные классные комнаты вряд ли добавят ему положительных эмоций. И упрямо возвращался ночевать домой.
Чтобы каждое утро, переждав авианалет, вновь выгнать "Ягуар" из гаража.
С удовлетворенным шуршанием ложилась под колеса дорога. Ди сидел прямо, не позволяя спинке сиденья прижиматься к напряженному позвоночнику. Первый круг по городу всегда требовал осторожности – после вечерних бомбежек Тавропыль менялся.
Новые воронки Ди объезжал по обочине. Новые развалины – отмечал краем глаза. Случалось, что за ночь воронки успевали заделать, развалины – либо растащить, либо сложить в подобие прежнего здания, – но всегда наспех, на скорую руку и практически в полной темноте: ведь бомбардировщики имели обыкновение возвращаться на свет.
Ди размышлял о мотыльках и о том, что заставляет их рваться к огню. Если погасить источник света, мотыльки засыпают – до тех пор, пока их не разбудят новые лучи, новое тепло. Что если новый огонь никогда не зажжется? Они не смогут спать вечно – а значит, умрут.
Машина медленно лавировала по тротуару, мимо Гали, куда и откуда одетые в темное люди несли утренний улов. На вещах из свежевыпотрошенных гуманитарных посылок ЗАД все еще алели плазменные радиомаячки. От родителей Ди знал, что эти маячки – обманка для обывателей. Будучи снятыми, они переставали подавать сигнал, но зато включались маячки внутренние – невидимые, неощущаемые, слышимые только в ультразвуковом диапазоне. Ди воспринимал их как едва заметное попискивание – словно в воздухе носилась стая крошечных, не больше макового зернышка, птиц.
Если бы Ди был мотыльком, он, после того как погас в его доме огонь, не стал бы искать щели, чтобы забиться и уснуть. Он полетел бы прочь – слепой и растерянный – пока не наткнулся бы на подходящий птичий клюв.
И можно было, конечно, подгадать к утреннему авианалету, урвать из посылочки что-нибудь стоящее, а потом вынести это стоящее к высокоточной вечерней бомбежке – когда невидимые радиомаячки начинают притягивать бомбы… но Ди почему-то не хотелось приносить себя в бессмысленную жертву.
