Вдруг несколько человек одновременно набросились на милиционеров, причем так внезапно, что те не успели замахнуться своими дубинками, так что число их сразу сократилось вдвое. Но оставшиеся незамедлительно вступили в драку. К честным гражданам тоже быстро подошло подкрепление. Я оказался среди волонтеров: пришла пора разживаться каким-то оружием; резиновая дубинка казалась мне золотой серединой -- не палка с гвоздем или булыжник, но и не огнестрельное, владеть которым я все еще не решался. Даже если все сошли с ума, я-то тут при чем!
В схватке мне досталось по руке, к счастью левой, так что трофей был заслуженный. Я бросился прочь, считая, что борьба идет из-за оружия, и я стал такой же мишенью, как милиционеры только что. Но все оказалось гораздо непонятнее. Драка продолжалась, и никаких сторон не было. Каждый за себя. Это было по мне.
Несделанное дело подсознательно повело меня в сторону, противоположную дому. Обычно забитую в эти часы грузовиками заводскую улицу я нашел почти пустынной; вдоль домов слонялись люди, у многих в руках были палки или обрезки труб, но никто не сцеплялся. Прохожие избегали приближаться друг к другу, и это было достаточно здравым в их поведении. Из двух, идущих навстречу, один переходил на другую сторону улицы, причем делал это, как я заметил, тот, у кого оружие было более жалким. Выяснилось, что мое котируется ниже лома, но выше прочего мусора, а с человеком, который ловко владеет ломом, я теперь не хотел сталкиваться, будь он даже с голыми руками.
Напряжение нарастало. По мере приближения к центру города бесцельно бродящие люди исчезали; они все больше отсиживались в подъездах, каких-то щелях; перемещались быстрым шагом или бегом. Крепкий пожилой мужчина устроил мне засаду, но сам был безоружен. Он просто толкнул меня. Я успел зацепиться за его пальто и не отлетел в сторону, а упал ему под ноги, и тут же треснул его дубинкой по голени. Удар был неумелый, да и из лежачего положения, но он охнул и, плача, пополз на четвереньках в свое укрытие. Преследовать его мне не хотелось.
Впереди был мост; справа и слева от него на этой стороне высились корпуса военного училища, неподалеку находился вокзал. Я подумал было сунуться туда, но что-то все еще тянуло вперед. И я поддался.
Мост перекрыли, для чего вооружили курсантов и густо поставили на подступах к нему. Не доходя метров сто, посреди дороги торчала фанерка с плакатом, предупреждавшим, что по всякому, прошедшему за плакат, будет открыт огонь на поражение. В окнах училища тоже маячили вооруженные люди. Я приблизился к опасной черте и спрятался в подворотне, осмотрев сначала двор. Он был пуст.
Час без малого торчал я в засаде, пока не случилось закономерное. Я наблюдал не только за военными, но и за домами напротив. Там я совершенно точно засек трех таких же как я наблюдателей, и еще троих предположительно. По улице же за это время не прошел ни один человек.
Когда курсанты начали громко ссориться, я напрягся. Через пару минут прогремели первые выстрелы; почти сразу пальба стала частой. Я было убрался в подворотню, но тут раздался такой грохот, что любопытство пересилило.
У тех, что на мосту, нашлось оружие посерьезней. Может, им дали какой-нибудь гранатомет, чтобы отразить атаку прорывающихся в центр города машин, а может просто для острастки или случайно. И они его применили -- против тех, кто поливал их огнем из здания. Применили грамотно: дом довольно быстро загорелся. И другой корпус, напротив, тоже. Но снайперов-гранатометчиков вроде сняли. И вообще стрельба стихала, выстрелы становились одиночными. Настало, наконец, время наблюдателей.
Признаюсь, я никудышный разведчик. Я засек только шестерых самых неосторожных, а их было около двадцати -- только на противоположной стороне улицы! И все они бросились к трупам на мосту. Этим уже нужно было оружие, они собирались завладеть им, чтобы выжить в этом чертовом сумасшедшем новом мире. И я собирался сделать то же самое.
Откуда-то еще постреливали, некоторые охотники за автоматами падали; один такой, с простреленным животом рухнул мне под ноги. Перепрыгнув, я, петляя, понесся дальше, и когда в числе первых завладел самым обычным "калашниковым", стал готов без шуток защищать жизнь, у которой появился шанс продолжиться. Я подстрелил одного озверевшего наблюдателя, бежавшего с перекошенным лицом по моим следам. Пуля попала в плечо, он упал на спину; отходить под прикрытие домов мне пришлось мимо него -- господи, как он ругался! Розовая слюна разлеталась веером метра на три, а здоровой рукой он попытался ухватить меня за ногу. Нормальный человек с такой раной на подобное не способен.
