Все пули мимо - страница 33

Наконец отвалил Пупсик от пакетов, что алкаш, на похмелугу стаканяру опроставший. Порозовел, посвежел, дрожь в руках куда девалась.

— Спасибо вам большое, Борис Макарович, — лепечет.

— Да чего там… — деланно машу рукой, но чувствую вдруг, что-то в горле скребёт. Этого мне только не хватало! Может, ещё и слезу пустить? Напускаю на себя вид озабоченный и на часы смотрю.

— Ого! — восклицаю. — Пора на работу, а то опоздаю.

И хоть знаю, что и Пупсик знает — какая там «работа», а сегодня, тем более, и «опоздание», — но что-то мне ему ведь НАДО сказать, чтобы слинять отсюда и нюни не распустить?!

— А завтрак? — пытается остановить меня Пупсик. — Я сейчас разогрею!

— Некогда, — машу рукой. — Найду, где перекусить. Бывай. Думаю, сегодня я тебе хлопот не доставлю.

И скоренько-скоренько выметаюсь.

Выхожу из подъезда, и настроение у меня — лучезарное. Уж и не знаю, то ли оттого, что помог пацану своему, то ли он меня своей экстрасенсорикой до поросячьего визга накачал.

Гляжу, а мою машину какой-то мужик, донельзя толстозадый да плешивый, тряпкой обстоятельно елозит. Подхожу ближе и узнаю. Профессор наук каких-то космических, лауреат чего-то там. Помню, я в детстве пацаном во дворе бегал, так коробочку свою во всю ширь разевал, когда его на «Волге» чёрной к подъезду подвозили, а он важно, ни на кого внимания не обращая, из машины выбирался и шествовал к себе домой. Лощёный тогда был весь из себя. А сейчас от лоска былого разве что лысина блестящая осталась.

Может, я ошибся, и он свою машину моет? Смотрю на номера — да нет, моя. И тогда я просекаю ситуацию. Не кормят сейчас бляхи лауреатские, а счета в швейцарском банке при совке не положено было иметь. Так что на мели мой профессор.

— А Сэмэн где? — спрашиваю.

Профессор спину кряхтя разгибает, ко мне поворачивается.

— Здравствуйте, сосед, — говорит и улыбку подобострастную пытается на лице состроить. — Приболел Сёмка, сынок мой. Вот я и решил вместо него…

Смотрит он на меня сквозь очки с толстенными линзами и моргает часто. А очкам этим лет-лет — позолота с оправы пооблезла, левая дужка резинкой от трусов примотана, одно стекло треснуло.

Ох, и здоров ты заливать, дядя, думаю себе, видя, как он с ноги на ногу конфузливо переминается и тряпку в руках мнёт. Но вслух не говорю. В конце концов это их семейное дело.

— Пусть выздоравливает ваш Сёмка, — желаю я, сую в руку профессора пару баксов и сажусь за руль.

Во, время пошло! Рэкет везде, даже на семейном поприще. Небось папаша сынка дома запер, чтобы самому копейку урвать. Где ещё такое в мире есть или было? Это наше только, чисто расейское. И история об этом талдычит: Ваня Грозный да Петя Первый со своими отпрысками ещё покруче обошлись.

Хирург, обследовавший Пупсика на квартире у Пескаря, никогда не практиковал в психиатрии и поэтому, не будучи особо уверенным в своём диагнозе, прописал самые простые лекарства. Чтобы на всякий случай не навредить. Но, странное дело, они оказали на организм весьма благотворное действие, в отличие от транквилизаторов, вводимых ранее по строгой схеме лечащим врачом Пупсика Иваном Максимовичем. Транквилизаторы камня на камне не оставляли от кошмарных видений, разбивая их на мельчайшие осколки, но именно эти осколки, разрознённые, недосказанные, а потому ещё более ужасные, чем сами кошмары, разрушали психику, доводя сознание до каталептического ступора. Новые же лекарства просто успокаивали, позволяя жутким видениям из подсознания безболезненно, не травмируя психику, проявляться в голове. Теперь, когда наступал период регресса, Пупсик созерцал своё падение в Бездну как бы со стороны. Страх по-прежнему присутствовал, но он не переходил в ужас, ледяным панцирем сковывавшим мозг. Даже в это время Пупсик, оставаясь сторонним наблюдателем выпущенных из подсознания химер, обладал способностью управлять событиями, происходившими в жизни его, как он считал, опекуна. И лишь когда из Бездны конденсировался блистающий звёздной чешуёй дракон, Пупсик терял контроль над действительностью. Но и тогда ужас не захлёстывал его, как ранее, своей беспредельностью. Появилось какое-то странное, дикое в своей несуразности чувство непонятного влечения к огнедышащему чудовищу — наверное, нечто похожее испытывает кролик, заворожёно, помимо воли, мелкими-мелкими заторможенными шажками, но всё же передвигающийся на собственных лапах в пасть удава. Или приговорённый к высшей мере наказания узник, неопределённо долго ожидающий своей участи и от её неотвратимости начинающий желать как можно более скорого исполнения приговора. В эти мгновения встреч с драконом Пупсик сжимался в комочек, словно пытаясь превратиться в неосязаемую точку, в ноль, и одновременно старался затормозить сознание, насколько это возможно, чтобы двухголовый монстр не увидел его, не учуял, не обнаружил, и огненное дыхание не опалило насмерть. И такая игра в прятки пока ему удавалась.