— Ап-чхи! — сказал Хомячок.
— Будьте здоровы! — крикнул Заяц. И был таков.
«Что-то осталось ещё, — вылетев к реке, соображал Заяц. — Поздоровался — попрощался, дует — не дует, будьте здоровы, ага!» — подпрыгнул и пошёл, как канатоходец, по упавшей головой в воду сосне.
Теперь он был почти посередине реки.
Заяц сел.
Лениво шевеля хвостом, подошла старая Щука.
— Здравствуйте, бабушка! — обрадовался Заяц. — Пожалуйста! Садитесь! — Заяц вскочил и похлопал лалой по бревну.
— Дур-р-рак! — закашлялась Щука.
— Спасибо! — поклонился Заяц. — Большое спасибо!
И помчался к Ёжику с Медвежонком рассказать, как у него всё хорошо вышло.
Высыпал снег. Поднялось солнце. Лес сиял.
А потом вдруг хлынул такой дождь, что смыл весь снег, и будто не было ни мороза, ни солнца, ни зимы.
Потом на лес, на гору налетел ветер.
Он раскачивал высокие сосны, будто это были не сосны, качающиеся меж облаками, а тонкие прутики.
Такого ветра Ёжик с Медвежонком не помнили.
На светлом небе дымом летели облака, а ветер всё дул и дул, и за полчаса высушил весь лес.
Ёжик с Медвежонком сидели по своим домам.
Заяц забился в зимнюю нору под летним домом.
Белка спряталась в самый дальний угол дупла.
А Хомячок завалил дверь сундуком, табуреткой, шкафом, потому что дверь скрипела, качалась и вот-вот, как ему казалось, слетит с петель и улетит незнамо куда.
Лес стонал, охал, вздрагивал; тонкие осинки звенели; еловые крепкие шишки стучали по земле; а ветер всё дул, не стихая, и к вечеру выдул в лесу длинную узкую тёмную дыру и дудел в неё, как в трубу, на широкой басовой ноте.
«У! У! У!» — выл лес.
Потихоньку все привыкли к этому вою, и каждый у себя дома стал подбирать мелодию.
— У-у! — пел Медвежонок.
— У-у-у! — за горой, в своём доме, тянул Ёжик.
— У-у, у-у! — пищал Хомячок.
— Уй, уй! — верещал 3аяц.
А Белка взяла деревянные ложки и деревянными ложками стала бить в таз.
— Бу-бу-бу! Бу-бу-бу! — бубнила Белка.
Проспав день, к ночи проснулся Филин.
«Что за Филин прилетел в лес? — проворчал он. — Вон как ухает!»
Но только высунул клюв, как ветер затолкал его обратно.
— Ух! Ух! Я — Филин! Я — тоже Филин! — заухал в щёлочку Филин.
Но ветер не выпустил его из дома.
А тучи летели, сосны гудели, шишки падали.
Скоро стемнело совсем.
И тонкому молодому месяцу, скользящему меж облаками, лес, наверное, казался огромным серым волком, лежащим под горою и воющим на луну.
Дни стояли солнечные, лёгкие, а ночи звёздные, лунные.
Вечером Ёжик с Медвежонком пригласили Зайца погулять по лунной дорожке.
— А не провалимся? — спросил Заяц.
— Луноходы, — сказал Медвежонок и протянул Зайцу две дощечки. — В таких можно и здесь, и по луне.
Заяц поднял голову, поглядел на луну, она была большая, круглая, потом — на Ёжика с Медвежонком.
— А верёвки зачем?
— Чтобы к лапам, — сказал Ёжик.
И Заяц стал смотреть, как Ёжик с Медвежонком привязывают к лапам дощечки. Потом привязал сам.
Сова сидела на обгорелой сосне и глядела на них круглыми глазами.
— Видишь? — неслышно сказал Заяц Сове. И подпрыгнул, чтобы попробовать, как у него получится в дощечках.
— Вижу, — неслышно сказала Сова. — Сейчас утонете.
— Не должны, — неслышно сказал Медвежонок. — Я рассчитал.
— Он рассчитал, — уверенно, но тоже неслышно сказал Ёжик.
— Увидите, — сказала Сова.
А Заяц неслышно заплакал и отвернулся.
— Ну, пошли! — сказал Ёжик.
Шелестя дощечками, они подошли к реке.
— Кто первый? — спросил Ёжик.
— Чур, я третий! — попросил Заяц.
Медвежонок сошёл к воде и захлопал дощечками.
Медвежонок шёл прямо к середине реки, не проваливаясь, и Ёжик спрыгнул с берега, побежал следом и тоже не провалился, а Заяц не знал, как ему быть, но всё же спрыгнул, и тоже побежал, и догнал Ёжика с Медвежонком.
Они шли по лунной дорожке к середине реки, и Заяц боялся смотреть на свои дощечки; он чувствовал, что не может так быть, что ещё шаг, и он обязательно провалится, и потому Заяц шёл, задрав голову, и глядя на луну.
— Боишься? — спросил Ёжик.
— Боится, — сказал Медвежонок.
А Заяц думал, что стоит ему сказать слово, и он обязательно провалится, и поэтому молчал.
— Язык проглотил, — сказал Медвежонок.
