— Гуляешь? — сказал Заяц.
— Дышу, — сказала Мышка. — Надышаться не могу.
— Может, зима про нас забыла? — спросил Заяц. — Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
— Наверно, — сказала Мышка и пошевелила усиками.
— Я вот как думаю, — сказал Заяц. — Если её до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
— Что ты! — сказала Мышка. — Так не бывает! Не было ещё такого, чтобы зима прошла стороной.
— А если не придёт?
— Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чём не думай.
— Я так не умею, — сказал Заяц. — Я всё должен знать наперёд.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Зайцы не состариваются, — сказал Заяц. — Зайцы умирают молодыми.
— Это почему же?
— Мы бежим, понимаешь? А движение — это жизнь.
— Хи-хи! — сказала Мышка. — Ещё каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.
Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нём было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.
— Ты не грусти, — сказал Заяц.
— Я не грущу.
— Грустишь, я вижу.
— Да вовсе не грущу, просто печально.
— Это пройдёт, — сказал Заяц. — Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
— А зачем?
— Глупая ты. Съедят.
— А ты бегай задом наперёд, — сказала Мышка. — Вот так! — И побежала по дорожке спиной вперёд, мордочкой к Зайцу.
— Здорово! — крикнул Заяц. И помчался следом.
— Видишь? — сказала Мышка. — Теперь никто не поймёт, кто ты.
— А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
— Я кору не ем, — сказала Мышка.
— Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!
— Не надо, — сказала Мышка.
— Да чем же мне тебе отплатить?
— А ничем, — сказала Лесная Мышь. — Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.
— Спасибо тебе! — сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперёд, улыбаясь и шевеля усами.
«Здорово! — думал Заяц. — Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».
Он бежал задом наперёд через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» — вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.
Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
— Вода, вода, куда ты бежишь? — спросил Заяц.
— С камушка на камушек по камушкам бегу!
«По камушкам. Хорошо ей! — подумал Заяц. — Вот бы мне так!»
Пришёл Муравей.
— Ты что бродишь? — спросил Заяц. — Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
— Надо, — сказал Муравей. Зачерпнул ведёрком воды и пошёл.
— Стой! Давай поговорим, — сказал Заяц.
Муравей остановился:
— О чём?
— О чём хочешь.
— Некогда мне разговаривать, — сказал Муравей. — Воду надо нести. — И ушёл.
— Вот жизнь! — вздохнул Заяц. — Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадётся, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
— А ты со мной поговори, — сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. — Я — старая, много всего видала.
— Что же ты видела? — спросил Заяц.
— Небо, — сказала Шишка.
— Кто ж его не видел? Вот оно!
— Не-ет, я там была, высоко, — вздохнула Шишка. — Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» — «Здравствуй, говорю, где пропадал?» — «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?
— Не знаю, — сказал Заяц.
— Эх, жизнь была! Утречком проснёшься — весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет. Ветер прилетит — шумим-веселимся!..
А ночью — звёзды. Так в глаза и глядят. Я любила одну. Зелёная такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» — «Так далеко же!» — «Это нам нипочём!» Возьмёт в объятья и понесёт.
— Хорошо говоришь, бабушка, — вздохнул Заяц.
— Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
— А где ж он теперь, Ветер?
— Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
— Грустно тебе, бабушка?
— Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звёздочку зелёную увижу — Ветер вспоминаю.
