Они триумфально уволились «по собственному». Оказалось, что непробиваемая Ангелина Ивановна Новикова очень уязвима. Она настолько растерялась, что спросила: «Где же я найду опытного врача и сестру?» А потом опустилась до уговоров, дескать, после того, как выработаете ставку, мы вас часами в платном кабинете не обделим. Но обе еретички усмехнулись и небрежно ответили: «Спасибо, не надо». Жаль только, что Клунина запретила своей медсестре рассказывать, куда уходят. А уж кто только и как к ней не подкатывал. Но девушка держалась. Наконец, когда забрали трудовые книжки, она дала волю чувствам:
— Ой, доктор, у нас же зарплата теперь будет по сравнению с их кутарками! И никаких полутора ставок! Это же сказка, сказка, сказка!
— Какая? Остынь, — строго велела Анна Юльевна. — Меня лично взяли с испытательным сроком. Тебя, надо полагать, тоже. Начинаем с нуля. Придется доказывать, что чего-то стоим, как одержимым. И, кстати, не обольщайся насчет коллектива. Он везде одинаков.
— Ну, Анна Юльевна, дайте помечтать.
— Екатерина, ты, главное, не фантазируй, что где-то деньги с неба валятся. Вариант «они делают вид, что нам платят, мы делаем вид, что работаем» исключен.
— Да ладно вам, справимся. Если уж за их «делают вид» не халтурили, то за настоящее как-нибудь отпашем по совести. Только… Вы не сердитесь, что молчала… Им нужны молодые сестры в хирургию… Мне предложили… Я согласилась переквалифицироваться…
Катя врала и прятала глаза. И лишь тогда сообразила, участковый врач Клунина и пациент Голубев в ней неразлучны. При виде Анны Юльевны ей теперь всегда будет грустно. Необходимо было сменить обстановку полностью. Но ведь доктору такое не ляпнешь. Она-то хотела, чтобы в новых условиях рядом была старая помощница. В принципе для себя старалась. Но какое это имеет значение, если на радостях про свою Трифонову не забыла? Не побоялась речь о ней завести? На щеки девушки неожиданно выползли две слезинки благодарности и вины:
— Спасибо вам огромное! Извините меня, но…
— Я все понимаю. Ты права, надо было соглашаться на хирургию, — перебила Клунина немного беспечнее, чем следовало бы, по мнению Кати. О том, что Анну Юльевну давно тяготит ее мрачность и рассеянность, что некто жизнерадостный рядом устроил бы ее больше, она не догадывалась. — Там наверняка и оплата выше. Но, признаюсь, я не ожидала… По-моему, ты мягковата для операционной. Сосредотачиваться не умеешь, витаешь где-то.
— Мне показалось, что именно это — мое. Знаете, вот стол, на нем больной под наркозом, рядом врач. И я вкладываю ему в руку то, что приказывает. Одним словом! «Зажим… Скальпель…» Я исполняю молниеносно, не рассуждая. Проходит час за часом. Вот работа, на которой думаешь только о ней. Или совсем не думаешь. И трепаться не приходится. А то у нас в кабинете я обо всех начинала размышлять, сравнивать их с собой, с вами, переживать. Мне же не лечить, вот и отвлекалась, — призналась Катя. Но сразу опомнилась: — Конечно, скорее всего, я это выдумала для самоуспокоения, когда услышала, что переучиваться нужно.
Анна Юльевна посмотрела на нее странным долгим взглядом. То ли старалась запомнить внешность, то ли проникнуть в душу. Катя испугалась, что наболтала лишнего и сейчас будет уличена во вранье. Но та лишь улыбнулась и сказала:
— Бог с тобой. Давно порываюсь тебе объяснить… Наверное, или сейчас, или никогда. Жизнь — штука рутинная на девяносто процентов. И со скукой каждый борется сам. Кто-то по натуре взбадривается от страха и придумывает себе всяческие несчастья. Кто-то — от удовольствия, поэтому воображает, что счастлив.
— Пессимист и оптимист, да? — заинтересовалась Трифонова.
— Не совсем. Первый думает: «Меня никто не понимает, мой удел — одиночество». Второй: «Меня никто не понимает, значит, манипулировать мной не удастся, свобода». В таком роде. И, как ни странно, выдумщики своих горестей устраиваются лучше выдумщиков своих радостей. Явно более успешны, но продолжают клясть судьбу.
— Вы намекаете, что на самом деле у меня нет поводов для тревог? Что все замечательно?
— Я открытым текстом говорю: и те, и другие заигрываются. Одни начинают упиваться реальными поражениями. Другие отказываются замечать настоящие победы. Это к тому, что собственный характер необходимо контролировать самой. Иначе чужие люди этим займутся. И довольно грубо.
