Традиции, стародавние представления и предрассудки ложатся тяжелым грузом на плечи англичанина. Герберт Уэллс, который и сам не был свободен от такого груза, писал по этому поводу: «Мы, англичане… живем в удивительной атмосфере пренебрежения к большим проблемам и навязчивого торжества всевозможных мелочей; мы целиком поглощены светскими манерами; приличия и ничтожные правила поведения стали самой сутью нашей жизни».
Тут выступает на сцену пресловутая «миссис Грэнди» — английский эквивалент фамусовской княгини Марьи Алексевны, блюстительница приличий и нравов. Это неумолимая и очень страшная дама. Карикатуристы обычно рисуют ее старой дамой в высоком чепце, длинной шали и платье до пят, какие носили в начале века; тонкие губы поджаты, на длинном носу торчат очки, из-под которых колючие глазки мечут молнии на правого и виноватого. Миссис Грэнди стоит за спиной добропорядочного англичанина, диктуя ему своим скрипучим голосом — что хорошо и что плохо, что можно и что нельзя. Хотя с некоторых пор ее деспотическая власть сильно пошатнулась, она и по сей день отравляет существование многим.
Во время тяжелого экономического кризиса начала тридцатых годов я видел на Трафальгар-сквере, как бреются у фонтана потерявшие домашний очаг безработные. Человек снимал поношенный пиджак, — тут обнаруживалось, что на нем нет рубашки; для тепла голое тело было обмотано газетами. Но из кармана доставалась аккуратно завернутая бритва вместе с осколком зеркала.
— Иначе нечего и мечтать получить работу, — объяснили мне. — Прийти наниматься на работу небритым — неприлично, никто с тобой и разговаривать не станет.
В Англии установился незыблемый распорядок дня: с утра — плотный завтрак, в 1 час дня — ленч (обед из трех блюд), в 5 часов — чай с бутербродами и печеньем, в 7.30 — ужин (по существу, второй обед из трех или более блюд). Режим, размеренная жизнь — хорошая штука и рекомендуется медициной. Но англичанин часто становится рабом режима. Минут за двадцать до пятичасового чая он поглядывает на часы, без десяти минут пять он уже томится, а если ровно в пять перед ним не поставят чашку с темно-бурой, горькой жидкостью (у нас она называется заваркой), предварительно плеснув в чашку немного молока, — он становится сам не свой.
Сколько раз мне приходилось наблюдать на всевозможных международных конференциях, как без десяти минут пять английская делегация начинает нервничать, а в пять минут шестого становится необычайно сговорчивой. Страшно даже подумать, что может произойти с Великобританией, если на каком-нибудь важном конгрессе оттянут перерыв на чай, скажем, до половины шестого.
Английский уик-энд (конец недели) давно уже стал притчей во языцех. Он варьируется в зависимости от социального положения каждого: состоятельный буржуа растягивает еженедельный отдых со второй половины четверга до вторника; чиновник из тех, что покрупнее, покидает свое учреждение в пятницу днем и возвращается в понедельник утром; рабочие и мелкий служилый люд пользуются уик-эндом с середины дня в субботу. Но для каждого из них венцом уик-энда, разумеется, остается воскресенье.
Оно носит неистребимый отпечаток пуританского прошлого. Значительную часть дня питейные заведения закрыты: запрещено продавать спиртное, даже пиво. Все кругом замирает, улицы пустеют, люди почему-то облачаются в обноски, жизнь становится невыносимо скучной. Владельцам кино пришлось выдержать долгую борьбу, прежде чем им разрешили демонстрировать фильмы по воскресеньям. Однако, чтобы кинематографы не конкурировали с церковью, они закрыты по воскресеньям до четырех часов. «Не знаю, за какие мрачные преступления осудил господь бог Англию на еженедельное наказание воскресеньем», — писал Карел Чапек.
Англичан часто обвиняют в лицемерии, ханжестве. «Британское лицемерие», «английское ханжество» — эти слова вошли даже в поговорку. Правящие слои Англии действительно превратили лицемерие в своего рода тончайшее искусство. Один из современников премьер-министра Гладстона в свое время заметил: он ничего не имеет против того, что «великий старик» (так именовали Гладстона в правительственном лагере) прячет крапленые карты в рукаве; ему претит лишь, что тот утверждает, будто крапленые карты сунул ему в рукав сам господь бог. Недавно газета «Манчестер ивнинг ньюс» опубликовала на своих страницах бесподобное письмо. «Само собой, — писал автор, — мы, англичане, верим в бога. Мы всегда в него верили; но, что более существенно, он верит в нас. Разве мы могли бы иначе построить могущественную империю?» Это, так сказать, классические образчики ханжества.
