Роберт заставил себя улыбнуться.
— Благодарю вас, миледи.
Майор был не в силах выговорить слово «мама» — это оказалось единственное слабое звено в его интриге. Маркиза тут же нахмурилась.
— О, Роберт, к чему такие формальности? — проговорила она с упреком в голосе. Потом вдруг подошла к нему и заключила в объятия. — Я ведь твоя мать…
Внезапно леди Брэдстоун чуть отстранилась и внимательно посмотрела на «сына». Причем на лице ее появилось какое-то странное выражение.
— Роберт, как ты изменился! — воскликнула она. — Эти ужасные французы столько лет держали тебя в заключении! Но теперь ты наконец дома, мой дорогой мальчик. И скоро станешь прежним Робертом.
Маркиза вышла из комнаты так же стремительно, как и вошла. И майор, глядя на закрывшуюся за ней дверь, невольно улыбнулся. Что ж, пусть эта леди не его мать, но она все-таки его тетка, а значит, заслуживала некоторого уважения.
Немного помедлив, майор принялся одеваться, причем делал это со всей возможной тщательностью, опасаясь, что Бэббит придет в ужас при виде его уже довольно помятой рубашки. А ведь этот предмет туалета вряд ли кому-то удалось бы увидеть под пышными кружевами галстука и под жилетом.
Но, даже одеваясь, он думал о мисс Саттон и о ее загадочном исчезновении. Словесный портрет девушки, сделанный Пиммом, был весьма расплывчат и едва ли мог бы облегчить поиски. Довольно невзрачная, с волосами цвета медной монеты… Действительно, не очень-то яркое описание.
Но ведь женщины — тем более такие юные — не исчезают бесследно. Мужчина — совсем другое дело. Мужчина мог бы и спрятаться где-нибудь, если бы возникла необходимость. Но как удалось спрятаться совсем молоденькой и совершенно неопытной девушке? Нет, подобное просто немыслимо. Наверняка кто-то должен знать, где скрывается эта крошка.
С другой стороны, может быть, прав Акилес: ее могли и убить. Действительно, Брэдстоун вполне мог убрать ее с дороги…
В этот момент дверь у него за спиной почти бесшумно открылась и тотчас же закрылась.
Майор ожидал, что вот-вот услышит голос своего камердинера.
— Я уже почти готов, Бэббит, — проговорил он наконец. — Тебя напрасно побеспокоили.
И тут раздался звук, который Роберт за свою военную карьеру слышал множество раз. Это был леденящий душу щелчок взводимого пистолетного курка…
Для Оливии не составило никакого труда отыскать спальню Роберта. Как-то раз — тогда не прошло и месяца после начала их тайного романа — маркиз незаметно провел ее в эту комнату. Причем она слишком уж охотно последовала за ним.
Какой же глупой и наивной была она тогда! Верила ему безоговорочно. Он внес ее в комнату и усадил на кровать. И именно здесь поклялся ей в вечной любви. Сказал, что с тех пор, как встретил ее, каждую ночь на этой самой постели мечтает о ней… и не может дождаться того дня, когда она разделит с ним ложе.
Его признания, произносимые шепотом ласковые слова, а также долгий и страстный поцелуй — все это заставило Оливию поверить маркизу.
Тогда ей казалось, что это — чудесная ночь, и она ни в чем не смогла бы отказать лорду Брэдстоуну.
Они тогда играли в игру — в расшифровку и обольщение. Роберт дал ей листок бумаги с закодированным сообщением, и после каждого разгаданного ею слова он осыпал ее поцелуями и давал всяческие обещания. В конце концов она расшифровала все послание, а он снял с нее почти всю одежду.
Она замирала от его прикосновений и верила его обещаниям — он говорил, что в скором времени ей предстоит разделить с ним ложе в качестве маркизы Брэдстоун.
И эта их игра продолжалась до тех пор, пока не появился камердинер…
Воспоминание о той глупой неосторожности заставило Оливию вспыхнуть от стыда. Как же она не распознала обман?! Как же не поняла, что маркиз вовсе не собирался брать ее в жены?! Он просто хотел воспользоваться ее способностями в своих корыстных интересах.
Отогнав нахлынувшие воспоминания, Оливия сосредоточилась на предстоящем. Пора было осуществить свою мечту. Она мечтала об этом с того самого момента, как узнала, что Брэдстоун жив.
Пора было совершить возмездие.
Роберт стоял в другом конце комнаты. Стоял к ней спиной, вне освещенного круга, создаваемого двумя горевшими на столе свечами.
