Девушка замерла, глубоко задумавшись, гладкий лоб прорезали морщинки. Наконец-то и она живет своей собственной жизнью! Но как же ее поступок, наверно, расстроил тетю Рут! Розамунда не хотела волновать родственницу, но другого выхода у нее просто не было. Предположим, она не стала бы убегать из дома, что ожидало бы ее в этом случае?
Другого развития событий и быть не могло, Розамунда больше не сомневалась в этом, получив от тетки краткое, четкое послание, которое, видимо, далось последней не без труда. Тетя Рут по-прежнему не чувствовала за собой ни малейшей вины за случившееся.
Это было не письмо: тетка не могла ей написать. Это было невозможно, потому что никто не знал, где находится Розамунда. Но Рут Гастингс, узнав о бегстве племянницы, придумала, как с ней связаться, и стала размещать в каждом новом номере газеты «Дейли телеграф» в разделе личных сообщений свое послание: «Розамунда, дорогая, вернись ко мне! Я все прощаю, никаких упреков! Р.Г.».
От первой части послания сердце девушки дрогнуло, но второе предложение заставило ее насторожиться. Да, тетушка встретит ее с распростертыми объятиями, не будет донимать ее жалобами и упреками, но в глубине души затаит обиду и никогда ни в чем не признает себя виновной.
Розамунда целую неделю провела у мисс Коутс, вернее, мисс Элис, и только еще больше утвердилась в правильности своего выбора. Казалось бы, невозможно мирно сосуществовать двум людям в таких стесненных условиях, как каюта небольшой яхты. Удивительно, но Розамунда ни разу не ощутила каких-либо попыток хозяйки вторгнуться в ее личное пространство. Общение было простым и легким, мисс Элис дарила свое радушие так искренне, что девушка не испытывала ни малейшего душевного дискомфорта.
Трудно представить себе двух столь не похожих друг на друга женщин, как мисс Элис и тетя Рут, думала девушка. Но в то же время у них прослеживалось нечто общее. У каждой было свое призвание, обе женщины весь свой опыт и знания отдавали любимому делу, и обе нуждались в общественном признании, чтобы чувствовать себя счастливыми и успешными. Но на этом, правда, все сходство заканчивалось. Рут Гастингс нуждалась в посторонней помощи, а мисс Коутс нет. Было еще что-то скрытое, трудноуловимое, что делало контраст между женщинами более явственным. Разница обуславливалась, видимо, и определенными чертами характера этих творческих натур. Розамунда никак не могла решить, какими именно. Лишь одно было совершенно очевидно: мисс Коутс принадлежала к типу людей, которые умеют давать, а Рут умела только брать.
В любом случае человеку никогда не следует злоупотреблять чужим великодушием и щедростью, особенно когда у него нет уверенности в том, что он сможет отплатить тем же, размышляла Розамунда. Самое малое, что она могла сделать в знак признательности и благодарности, — это взять на себя хлопоты по хозяйству. Девушка готова была заплатить за проживание на яхте, но мисс Коутс категорически отказалась даже обсуждать эту тему.
— Какой вздор, дитя мое! — воскликнула она, когда Розамунда заговорила о деньгах. — Ты выполняешь работу, которую я терпеть не могу делать сама. У меня остается больше времени на мое любимое занятие. А за это, между прочим, мне хорошо платят!
Розамунда знала об этом, но все равно испытывала интуитивное беспокойство. Она вспомнила, как отважилась задать художнице мучивший ее вопрос:
— Мисс Элис, почему вы так добры ко мне?
Художница подняла голову от блокнота, в котором делала наброски, и улыбнулась:
— Причины разные, моя дорогая. Во-первых, ты была страшно расстроена, вот я и решила тебе помочь, я просто обязана была это сделать. Кроме того, я к тебе очень привязалась. Ну и наконец… — Она помедлила, устремив взгляд на свою работу, а потом решительно добавила: — Потому что ты напоминаешь мне одного человека, которого я когда-то знала.
— Да, правда? У нее были такие же странные глаза, как у меня? — спросила девушка.
— У тебя не странные глаза, моя милая, а необычные, — твердо заявила тогда мисс Элис.
Розамунда вдруг сообразила, что ее вопрос так и остался без ответа, но, в сущности, это не имело никакого значения.
