Я держал Джуди до тех пор, пока всё это не прошло, пока она не справилась с этим, подавив свои всхлипывания, жадно высморкавшись, отодвинувшись от меня, задрав подбородок, и, как я подозревал, уже начиная на меня злиться за то, что я был там и видел, как это случилось.
Мы немного поговорили. Я чувствовал, что она перестала на меня злиться. Я положил ладонь ей на плечо. Как бы невзначай. Она прильнула щекой к моей руке, а потом, повернув голову, легонько провела губами по тыльной стороне моей ладони. Быстро скользнула в мои объятья, когда я потянулся к ней.
Я помню, как я впервые поцеловал девочку. Кажется, мне было почти тринадцать. Это была традиционная игра. В почту. Ее звали Конни, держалась она очень робко. У неё дрожал голос, когда она сказала - у неё есть заказное письмо для Пола. А я вообще чуть не умер. Девчонки! Бог ты мой! Девчонки! Я был исполнен высокомерного мужского презрения. Но должен был довести дело до конца. Я попался в ловушку. Почта находилась в тёмном конце прихожей. Она дожидалась меня там. Наклонив голову. Я собирался лишь быстро, отрывисто чмокнуть её куда-то там в лицо. Вы помните, как это было? Их аромат? Первое осознание? Эти губы, потрясающе, невероятно мягкие. У вас в голове сложилось некое представление. Девчонки! Жалкие создания. А эти губы взяли ваше представление, основанное на ожесточённом неприятии, подкинули в воздух, и оно приземлилось оборотной стороной кверху, и совсем внезапно возникли сотни тайн, требующих своего разрешения. Из презренных созданий они внезапно превратились в источник всех горячек. Казалось бы, вам не пережить снова этого первого поцелуя. Никогда. Но каким-то образом губы Джуди стали первыми, переворачивающими все ваши представления с ног на голову, так, как это всегда происходит. Сметая всё известное, возводя вместо него череду новых неизвестных величин.
Потом она зашевелилась, вывернулась и ушла. Прочно запечатлев у меня на губах то, чем она была, и намёк на то, чем она могла бы стать. Навсегда. И у меня хватило глупости подумать, что для неё это было бессмысленно, также бессмысленно, как для меня. Слишком много мужской подозрительности. Возможно, слишком часто обжигался. Не осознавая, что импульс должен быть взаимным, чтобы вообще был какой-то импульс. И быть чем-то, что не слишком часто используешь, не слишком часто отдаёшь. Поцелуй. Бог мой, сколькими влажными поцелуями украдкой обменивались в любой из субботних вечеров? Или у вас на кухне, когда вы в последний раз собирали гостей? И как много из них перерастало из поцелуев в ласки в мотеле, кульминацией которых становится акт, достигающий своего непотребства уже только через одну свою бессмысленность? Наверное, я старомоден. Установившийся порядок вещей, ощущение чего-то хорошо знакомого и ограниченность сталкивают вас с края портика, прямиком в презрение и отвращение к самому себе. И если вы едите пищу, приправленную специями, так чего уж там - можно и чашку горячего кофе выпить.
Здесь всё было честно, и она облокотилась спиной о дверцу машины и сказала мне об этом, и сказала, что это конечная остановка на автобусном маршруте, вылезла и ушла от меня. Но не раньше, чем я наплёл что-то маловразумительное насчёт того, чтобы исключить из этого расклада Мэйвис. Зная, когда я это говорил, что это слишком скоропалительно и слишком нелепо. Она один раз оглянулась назад. Бледное лицо поворачивается, выхваченное светом.
Я посидел в одиночестве.
Ну же, будь большим мальчиком, Пол. Веди себя по-взрослому. Ты только что поцеловал знаменитость. Это ошеломило вас обоих- если допустить, что она не играла. (Я знаю, что не играла! Я это знаю!) Вы оба расстроены тем, что произошло с Уилмой. (Нет. Мы расстроены другими вещами. И мы можем стать ответом друг для друга, потому что я знаю, что мы хотим одного и того же.) И обстановка тут сумасшедшая. Среди таких декораций тянет на глупости. (Хотя то же самое случилось бы и во время прогулки на пароме за десять центов, и в общественном парке, и на пикнике, и на балконе. В точности то же самое, стирающее всё, что происходило до настоящего момента.) А ты неисправимый романтик, Пол. Всегда выискиваешь верёвку из волос, свисающую с высокой каменной башни, всегда готов привязать знамя к своему копью. (Но до сих пор всё никак её не находил. Всегда высматривал не в тех башенных оконцах. Наряжался не в тот цвет.) А она девушка занятая, и на следующей неделе, повстречав тебя на улице, в какой-то момент посмотрит озадаченно, а потом, быть может, вспомнит, как тебя зовут. (С ней это случалось, так же, как и со мной.) Да и в любом случае, дружище Пол, ты женат и всё это завязано с твоей работой. Ты не бросишь всё это вот так, вдруг, из-за того, что тебя угораздило жениться на той женщине, которая, временами может быть редкостной дурой. (Глупой, злобной, неглубокой и фальшивой. Слишком эгоистичной, чтобы стать матерью. Предсказуемо неверной - если этого ещё не произошло, значит, скоро произойдёт. На женщине, которую ты интересуешь только в качестве кормильца.) Так что брось ты это, Пол. (А что если ты не можешь? Что если это не подвластно твоей воле?)
