— Подъезжаем. Сойдешь на станции? Или свернуть на запасной?
— Не сворачивай. Пройдусь. Это же с полсотни метров. Где бригада?
— На четвертом километре. Знаешь что? Я сверну. Оставлю пиво, воду, груз. Потом поеду к бригаде. Надо определить, где повреждена тяга, да и подземный кабель, кажется, тоже оборван. Аппаратура есть. Поедешь со мной?
— Нет. Останусь. Вы когда вернетесь?
— К вечеру.
[Пока таскал упаковки с пивом и минеральной водой в барак, где была столовая, Толстый пошел в конец состава и отцепил платформы со шпалами и рельсами.]
— Точно остаешься? Один?
— Да. А Дед?
— Верно. Он где-то тут. До свидания. Поехал. Счастливо оставаться. Ну и поют, черт.
[Стоял возле путей и смотрел вслед отдаляющемуся поезду для ремонта тяговой сети. Свернув с запасного на основной путь, поезд заметно прибавил скорость. «Ну да, избавился от долбаного груза», — подумал и пошел в сторону бараков. Чтобы умыться. Оставить рюкзак Вошел в ближайший. Длинный коридор. По обеим сторонам двери. Открытая означала, что комната занята, закрытая — что свободна. Так заведено. Открыл первую закрытую. Снял рюкзак. Достал подстилку, спальник, мытье-вытиранье. Разложил принадлежности на полочке под зеркалом. Над умывальником. Ополоснул лицо и руки.]
— А, это ты, Мачек, — услышал.
[Глянул поверх полотенца. На пороге стоял Дед. Он был дальним родственником первой жены Богатея. Жил в бараке, где столовая. Исполнял обязанности сторожа, сантехника и электрика.]
— Здорово, Дед. Привет тебе от Зоси. Жратва какая-нибудь есть?
— Здорово. Спасибо. Всё есть. Провода поют. Я лежал под сетью.
— Пойдем в столовую?
— Пошли.
[В столовой достал из холодильника пиво. Нет. Еще теплое. Взял бутылку холодного чая. Короткая прогулка отшибла аппетит. Жарища.]
— Дед, может, ты чего-нибудь поешь?
— Ты же знаешь. Я почти не ем. На завтрак чай с булочкой, на обед чай и две булочки. Не ужинаю. Рано ложусь. Расскажи что-нибудь.
— Хорошо. Но пойдем в тень, под провода.
[Пошли. Растянулись в высокой траве.]
— Ну, рассказывай, — напомнил Дед.
— Когда я жил в предыдущем доме, один мой знакомый влюбился без памяти. Девушка — красавица. И вдруг все его чувства вмиг испарились. Однажды она сказала: «Ну и фойе я совершила: спросила у одного мужика, почему он пришел с матерью, а это была его жена».
— Не понял.
— Надо было сказать, что она совершила faux pas.
— Не понял.
— Фойе — это зал или коридор рядом с театральным или концертным залом, где зрители отдыхают в антрактах, a faux pas — бестактность, оплошность. Ложный шаг.
— Понял.
— А теперь ты что-нибудь расскажи.
— Хорошо. Знаешь, почему святая Ева — покровительница сантехников?
— Понятия не имею.
— Потому что первая отсосала из шланга.
— А покровительница почему? С чего ты взял?
— Ксендз сказал: «Пан Стаховяк, ваша покровительница — святая Ева».
[Закурили. По магистрали промчался экспресс. Лежали неподалеку от тяги и рельсов. Слева зеленело станционное здание.]
— Дед, поезда тут останавливаются?
— Один. В пять тридцать. Никто не выходит, никто не садится.
— Утра?
— Вечера.
— И всё?
— Как сказать… иногда дрезина. Ну и Толстый, если не сворачивает на запасной. Спать хочется.
— Мне тоже.
— Поспим?
— Поспим. Погоди. Скажи еще, что у сына?
— Мачек. Послушай. С виду он даже очень ничего, но никаких своих мыслей, ни на грош. Вчера я у него был. Ехал в автобусе. На остановке двое пьяных. «Будь здоров, свояк, будь здоров, свояк». Поцеловались в губы. Тот, что помоложе, сел. «До седьмой деревни доеду?» «Доедете». «Сколько?» «Пять». «Чего? Бля! Нету. Погоди». Пересчитал деньги. «Четыре тридцать. Выхожу. На хрен. Свояк задарма довезет». Выскочил. Упал. Мы тронулись. «Я с ним не пил, пускай платит», — сказал водитель нам, пассажирам. Ладно. Спим.
[Заснули. Разбудили его голоса. Громкая беседа. Покосился вбок. Деда не было. Видать, недавно отошел, трава еще примята. Встал. Возле путей стояли Витек и Инженер. Склонившись над желтым ящиком.]
— Витек, редуктор барахлит.
— Та-та-та-та. Это ты барахлишь.
[Подошел к ним.]
— О, Мачек, — сказал Витек.
— О, Мачек, — следом за ним Инженер.
— О, Витек, о, Инженер. Привет от Зоси.
