Два долгих зимних месяца показались ей вечностью. Она пошла в церковь. Неумело молилась, что-то шептала, крестилась, но легче не стало. Наверное, она не умеет молиться. Не посетило ее светлое чувство Божественной благодати и после службы. Единственное, что она поняла, пообщавшись с набожной бабкой у ворот церкви: на правом плече у человека сидит его ангел-хранитель, а на левом — нечистый. И если нечистый подталкивает тебя к дурным поступкам, то надо три раза плюнуть через левое плечо и не слушать его нашептывания. Наверное, она все же послушала его. Ведь если бы она столько не думала, то поступила бы так, как подсказывало сердце, как советовал ей сидящий на правом плече. И ничего бы не случилось. Не жег бы стыд при одном воспоминании о Максе.
Она уже не терзала себя мыслями: «Зачем я так сделала? Как же я могла?» Значит, могла. Никто ее силком не заставлял. Пружина потихоньку распрямлялась — нельзя же сдерживаться месяцами. Она нашла спасительный выход — заполнила свой день разными заботами: работа, дом, муж, дочь. Никогда раньше она не выслушивала так терпеливо рассуждений мужа о политике или о делах на работе, никогда не сидела так долго в комнате дочери, помогая ей с английским, на который Вика приналегла в последнем классе. Риту лет пять назад фирма отправила на интенсивные курсы английского языка, и теперь она вместе с дочкой освежала в памяти обороты английской речи. Заняла себя до предела. Понимала — иначе нельзя. Можно сорваться, сойти с ума. Ела кое-как, не было аппетита, похудела, стала как тень. Раньше пыталась на пару килограммов похудеть, даже на диетах сидела — не получалось. А теперь само собой вышло, без усилий. Муж отметил перемену в ней:
— Ты как-то изменилась.
— Хуже или лучше стала?
— Ни то, ни другое. Просто изменилась.
А Викуське понравилось, что мама начала проводить с ней больше времени. Вскоре дочь стала доверять ей сердечные тайны, чего раньше никогда не делала. На работе Риту отметили как перспективного сотрудника и повысили в должности, прибавив жалованья. Это событие они с семьей отметили в дорогом ресторане. Борька с Викой подарили ей новенький дамский кейс. Они были рады за нее.
А потом она заболела. Рита не знала, откуда пришла эта хворь, но однажды ночью у нее поднялась высокая температура. Не прошла она и к утру. Вызванный из поликлиники участковый выписал больничный и велел лежать. Через три дня его пришлось вызвать снова — температура не снижалась. Врач посоветовал звонить в «скорую» и лечь на обследование. В больнице поставили диагноз — двусторонний пиелонефрит. Короче, заболевание почек.
Рита пролежала в больнице до конца апреля, а потом уехала долечиваться в специализированный санаторий. На второй день после прибытия она поняла, чего именно ей не хватало: остаться одной, ослабить пружину, собраться с мыслями и снова стать самой собой. Санаторный день был плотно расписан. Все время от завтрака до обеда занимали процедуры, потом она шла обедать и отдыхала. Очень быстро спать днем вошло у нее в привычку. Потом — полдник и прогулка на свежем воздухе. Санаторий располагался среди зеленых предгорий, и она долго гуляла по дорожкам огромного санаторного парка. Затем пила минеральную воду у бювета и снова гуляла, а после ужина быстро засыпала в своем номере.
Такой режим действительно был лечебным. Уже через неделю она почувствовала, что выздоравливает. Ее самочувствие улучшалось день ото дня. И не только физическое, но и душевное. Она жила в двухместном номере одна, но совершенно не скучала. Ей не хотелось ни с кем видеться или говорить. Окружающих она почти не замечала, если не считать лечащего врача и медсестер, делающих ей процедуры.
Теперь она могла наконец-то спокойно обдумать то, что не давало ей покоя последние месяцы, и сегодня это событие уже не казалось ей таким позорным и ужасным, как тогда.
Что, собственно, произошло страшного? Недоразумение. Они с Максом не поняли друг друга. Она решила принести себя в жертву. А ему не нужна была эта жертва. Она сотни раз прокручивала в голове обидные слова, которыми он осыпал ее, и впервые почувствовала, что они больше не трогают ее. Да и не должны были трогать. Моральная сторона поступка уже не тревожила ее. Она сделала это! И какова бы ни была реакция Макса, она уже не могла ничего изменить. Ведь если бы он бросился целовать ей ноги и стал благодарить, содеянное ею ничуть бы не изменилось! А ведь он мог обрадоваться или принять все как должное. Тогда почему она должна расстраиваться из-за его поведения? Он во многом был прав. Она действительно пошла на это, хорошо все взвесив, рассчитав. Поступила по велению ума, а не сердца. Но и ее брак — тоже решение ума, а он не так плох. Значит, ее разум умнее сердца!
