В среду днем, находясь в Сиэтле, я скучала за информационной стойкой в книжном магазине, иногда подписывая книги и отвечая на вопросы покупателей. «Где находится туалет?», «Как называется любовный роман в красной или, может, синей обложке?» Внезапно зазвонил сотовый. На экране высветился номер агента.
— Привет! Угадай, что случилось? — начала я, подхватив Джой на руки, пока та не успела уронить стопку детских книжек про обезьянку Джорджа. — Вчера вечером пришли пять человек! И кажется, ни одного бродяги!
— Забудь, — сказала Лариса. — Сейчас пришлю в гостиницу факс следующего номера книжного обозрения «Нью-Йорк таймс». Между прочим, раздобыть его было очень непросто и недешево.
— Зачем?
«Таймс» редко рецензирует легкомысленные женские истории вроде моей. Разве что в романе под прозрачным псевдонимом фигурирует манхэттенская шишка в роли злодея. (В подобных случаях критический разнос также под прозрачным псевдонимом пишет помощник манхэттенской шишки.)
— Погоди, сама увидишь!
Я купила альбом с наклейками для Джой и обезжиренный фрапучино для сестры. Помощница отвезла нас в пятизвездочный отель на своем внедорожнике, таком высоком, что на заднем сиденье хранилась подножка для пожилых авторов. Факс книжного обозрения ждал меня на стойке портье. Я медленно пролистала его. Статья с обложки была посвящена небольшому сборнику рассказов «Будапештские ночи» Дэниела Ферстманна Фридлендера. За неделю до этого «Ньюйоркер» посвятил Фридлендеру хвалебный биографический очерк на десять страниц, особо подчеркнув его мальчишеское обаяние и чарующий русский акцент. Странно. Я знала Дэна в колледже. Тогда у него было двойное имя, а акцента не было вовсе.
На третьей странице культурный критик из тоненького либерального глянцевого издания назвал обозревателя журнала-конкурента придурком. На двадцать шестой под заголовком «Бестселлеры» превозносилась книга на немецком языке, которую можно было купить только в Германии. Хотелось позвонить Ларисе и спросить, чего же я не заметила. И тут я увидела список настоящих бестселлеров. Одиннадцатый номер. Аннотация гласила: «Одинокая девушка из Филадельфии проходит путь от беспорядочных сексуальных связей и семейной травмы до материнства». От неожиданности я прислонилась к стойке.
— Ух ты.
Сестра выхватила у меня листки и радостно завопила.
— Поздравляю, — улыбнулась помощница и торжественно пожала мне руку.
Питер прислал цветы. Издатель — шампанское (сестра его немедленно конфисковала). От Ларисы я получила шоколад и резиновую уточку для Джой. «Пипл» направил ко мне журналиста, фотографа и, слава богу, визажиста. Фотографу были даны указания снять, как мы с Джой прыгаем на очередной гостиничной кровати. Статья, разумеется, вышла под заголовком «Все хорошо, что хорошо кончается». Во время моей трехдневной остановки в Лос-Анджелесе звезда «Нью-Йорк-Сити мэгэзин», донельзя тощая женщина средних лет (ее кожа так туго обтягивала скулы, что проглядывали вены), не отходила от меня ни на шаг. Она начала интервью с того, что распахнула блокнот и выпалила:
— Вы написали книгу, чтобы люди вас любили?
— Нет, — отозвалась я, когда оправилась от удивления. — Нет, для этого я просто сплю с кем попало.
Издатель добавил в тур еще четыре города: Денвер, Альбукерке, Сан-Франциско и снова Лос-Анджелес. В Пасадене, где предстояла последняя встреча с читателями, у меня закончилось нижнее белье, я растеряла; всех куколок Джой и мечтала лишь вернуться домой, неделю-другую поспать и запланировать свадьбу.
— Угадайте, кто к вам пришел! — встретила меня заведующая книжным магазином.
Мы вышли из ее кабинета. Сестра увела Джой искать книжки об Элоизе.
— Даже не представляю.
Наверное, Макси. Может, выбралась на денек? В то время моя подруга-кинозвезда переснимала кое-какие сцены в Ванкувере (по ее словам, этот город легко превратить в настоящий Нью-Йорк). Я с надеждой осмотрела толпу. Двадцать человек. Неплохо.
— Привет, — весело сказала я, отгоняя усталость и натягивая улыбку «для публики». — Огромное спасибо, что пришли. Прочту небольшой отрывок из «Больших девочек».
