— Не стреляй, — сказал я, подымаясь, — он где-то здесь. Я найду его.
Не раздумывая больше, я двинулся напролом сквозь кусты и чуть не ударился лбом о ствол торчавшего в кустарнике дерева. Но что-то я, во всяком случае, задел, и это «что-то» скользнуло по стволу вверх. Я посмотрел туда, уже привыкший к темноте, и разглядел словно ноги в сапогах, прижавшиеся к дереву. Потому и промазал автомат Мартина, что Шнелль успел подняться по стволу над кустами. Сейчас я уже не терял времени: пистолет грохнул несколько раз, и грузное тело сорвалось вниз, с треском ломая кусты.
— Готов, кажется. Полголовы снес, — сказал, освещая упавшего, Мартин.
Я отвернулся к Мартину — глядеть на убитого Шнелля мне не хотелось, а Мартин выглядел почти неотличимо от Шнелля, с таким же галуном на мундире и в таких же сапогах. Только их и лампас на штанах вырвала из темноты тоненькая струйка света.
— Где Борис? — прохрипел я: голос мне едва повиновался.
— Ждет нас у поваленного дерева. Надо открыть шлагбаум.
Мы оттащили в сторону срубленный ствол — трое в серых мундирах, ординарный полицейский патруль. Я только подумал: «Что будем делать, когда машина остановится у поворота к голубым протуберанцам? Нажать рычаг ручного стартера и продолжать путь? Но постовые с лошадьми могут поднять тревогу. Правда, обычно в эти часы постовых на конечном пункте уже нет и патрульные последней машины добираются до заставы пешком. Ну а если нас встретит сам Оливье, у которого есть все основания тревожиться, или пошлет навстречу нам верховых с запасными лошадьми?»
Я поделился своим беспокойством с друзьями.
— Ну и что? — равнодушно заметил Мартин. — Мы пройдем сквозь пятно, а они нет.
— А если не пройдем?
— Уйдем в лес или будем отстреливаться.
— От кого? От Оливье? — спросил я таким тоном, что тут же вмешался Зернов:
— Он твой друг, Юра?
— Почти.
— Порядочный?
— А с кем я могу дружить, по-твоему?
— Значит, на него можно рассчитывать?
— В каком смысле?
— В прямом. Не подведет?
— Думаю, нет. Ко мне он относится по-товарищески.
— Тогда рискнем.
Так и произошло. На конечной остановке нас ждал с лошадьми Оливье.
Я вышел один.
Близился рассвет, окружающий сумрак синел, тени становились все различимее. Даже виднелись голубые протуберанцы вдали. Только сейчас они казались низвергающимися с неба темно-синими, почти черными водопадами.
Оливье издали заглянул в кабину:
— Ты один?
— Нет.
— Почему же они не выходят?
— Это не они. Тебе можно довериться, Оливье. Больше друзей у меня в полиции нет. Шнелль и Губач пытались меня прикончить. Но вышло наоборот. Теперь я в твоих руках, Оливье.
Он засмеялся:
— Их никто не пожалеет, Ано. Будь покоен.
— А теперь оставь меня, Оливье. Ты замещаешь меня на заставе до завтра. И ничего не спрашивай: все расскажу потом.
— А сейчас?
— Еду дальше.
— Куда?
— До конца с этой машиной. Туда, откуда они выходят.
— Не пройдешь. Воздушный заслон. И сила, понимаешь ли, Ано, — сила, которая прижимает тебя к земле. Ты еще не знаешь…
— Знаю.
Я поднялся в кабину и крикнул все еще недвижимому Оливье:
— И никому ни слова до завтра.
— А если Бойл? — услышал я.
— Скажи: взял отпуск до вечера.
Ответа я не услышал. Мартин уже нажал ручной стартер, дверца автоматически захлопнулась, и машина ровно и бесшумно свернула к черным сияющим водопадам.
Они двигались нам навстречу, но ничто не останавливало нас; только светлое пятно в темно-синей стене становилось все шире и ярче.
— Фиолетовое пятно, — прошептал Зернов.
Слов не было. Мы молчали, когда наша черная бесшумная махина прошла сквозь лиловый туман и по глазам ударил выплеснувшийся из ночи день.
Как старый библейский Бог, кто-то сказал: «Да будет свет», — и стал свет.
