Пришло время идти в школу. Мальчик простился со всеми своими образами великих полководцев и отдельно распрощался с Наполеоном. Начались учебные будни. Шли дни, недели, месяцы. Закончился первый год, за ним второй, а потом третий. Мальчик подрос, он уже не гонял по дому несчастных кухарок и всегда приветливо встречал семейного врача, которому было уже далеко за семьдесят. Но дух величия в нем не пропал.
– Мама, ты знаешь, что я родился великим человеком? – часто заявлял он дома.
– Конечно, Сальвадор! Ты будешь великим! – отвечала мать.
– Хм! Что значит буду? – озадачивался мальчуган. – Я уже сейчас великий и непревзойденный!
Мать удивлялась, даже иногда расстраивалась:
– Дорогой, у сына чересчур завышенное самомнение, как бы это потом не переросло в шизофрению? – делилась она своими сомнениями с мужем, на что тот всегда отвечал, ласково обнимая ее:
– Любимая, а что, наш сын действительно великий!
В школе Сальвадор был просто невыносим. Он постоянно спорил с учителями и был главным организатором всех беспорядков. Великий Наполеон вдруг превратился в Робеспьера, готового отправить на гильотину любого, кто не придерживался Хартии справедливости. Доказывая свою правоту, он вступал в яростную перепалку с любым учителем, вне зависимости от возраста и опыта последнего. И когда педагог пытался жестко осадить зарвавшегося ученика и закончить эту своеобразную дискуссию, которая ставила его в столь неловкое положение, в этот самый момент происходила Великая французская революция. Сальвадор вскакивал на стул и начинал декларировать свои лозунги приверженности всеобщим ценностям человечества. А учителю оставалось только в недоумении стоять у своего стола, не понимая, как поступать дальше. Придя в себя, педагог бросал все свои силы на подавление мятежа:
– Сальвадор, ну-ка сядь на место и закрой свой рот!
– Ах мне закрыть рот! – И тут дух свободы начинал еще яростнее заводить юного борца за справедливость. – Мне можно заткнуть рот! А как же свобода слова? Вы подавляете в детях всю инициативу и желание понять предмет глубже! Вы хотите раздавить в нас личность и превратить всех в послушный скот.
Сальвадор опять отправлял учителя в нокдаун, и тот от удивления лишался на некоторое время дара речи.
– Что ты такое говоришь?! Да как ты смеешь так разговаривать с учителем? – придя в себя, начинал кричать педагог.
Юный Робеспьер вновь вскакивал на стул, зовя всех свободолюбивых учеников на баррикады против жестокой диктатуры тиранов. Класс начинал громко кричать и шуметь, и в этой буре тонул голос учителя, всячески пытавшегося навести в классе порядок, а затем все в праведном гневе покидали помещение.
Так Сальвадор срывал уроки у многих учителей, которые потом шли жаловаться директору. Наверное, бунтаря отправили бы на остров Святой Елены, как и Наполеона, но отец Сальвадора был известным в городе нотариусом, и только поэтому все эти выходки сходили ему с рук. Но даже это обстоятельство не удержало директора от обращения к родителям Сальвадора с просьбой подыскать своему чада другую школу.
В тринадцать лет отец записал сына в католический колледж, где под строгим надсмотром церковной братии юному бунтарю предстояло учиться много лет. Утром он ходил в церковь, а затем приступал к учебе. Консерватизм католической церкви не позволял бунтарскому духу Сальвадора выразиться. Он превратился в прилежного ученика. Казалось, наконец-то Сальвадор взялся за ум. Но от скуки, которая частенько одолевала юного бунтаря, не могли спасти ни хвала учителей, ни гордость отца за достижения сына.
В душе подросток оставался Наполеоном и великим бунтарем Робеспьером, жаждущим быть непревзойденным и необыкновенным, хотя железная дисциплина в колледже под присмотром братьев-иезуитов заставила на время умерить весь его бунтарский пыл. Но стремление выделиться продолжало кипеть внутри Сальвадора, пока в один прекрасный день не вырвалось наружу, как извержение вулкана. Во время перемены, как обычно, все спускались на первый этаж. Толпа ребят шла по длинной лестнице, когда сзади раздался чей-то голос.
