– Ну и что это дает, – скептически улыбнулся Артюшин. – Тогда ведь вроде как разобрались. Строительство прекратили. Да и касалось это нас в меньшей степени. Кто бы позволил городу наш объект приватизировать? Мы тогда к Олимпиаде готовились. Достаточно было одного письма, и все разрулилось.
Нам ни к чему сюжеты и интриги,
Про все мы знаем – все, чего ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю кодекс Уголовный наш... –
с блатной интонацией пропел Филатов.
– Вот не люблю я это ни в тебе, ни в пацанах своих, – нервно выпалил Артюшин. – Понахватались всякой гадости на улицах, а потом идете в нормальные учреждения спорта, чего-то хотите добиться.
– Ты, Владимирович, всегда суетишься. Высоцкий это.
– Какой Высоцкий?
– Бард! Слыхал? – иронично заметил Филатов. – Это он про Уголовный кодекс пел. И, между прочим, знал его, в отличие от тебя, очень даже прилично. Эх, ты, Владимирович, «разрулилось», – повторил слово тренера Филатов. – Там такая война шла! Головы летели. А ты сидел в своем мирке и ни о чем не подозревал даже.
– К чему ты клонишь? – заинтересованно спросил Артюшин.
– А к тому, что Сапог, скорее всего, шестерка. Когда город вмешался в проблемы острова и базы и вам помогли, тот, кому по рукам дали, забыл об этом? Как полагаешь?
– Я в эти разборки никогда не лез.
– И остался крайним!
– Да сколько можно, Юра?
– Да ладно! Вспоминай, кто еще пытался с тобой поговорить, – настойчиво попросил Филатов.
– Из мэрии, как его... Петр Андреевич Бугров, кажется.
– И что он предлагал?
– Да, собственно, ничего! Предлагал помощь. Он узнал, что база ожидает деньги на развитие инфраструктуры. Но, собственно, это не было секретом. Не себе же я эти деньги собирался в карман положить.
– А в предполагаемом строительстве власти не могли бы выступить подрядчиком каких-либо работ?
– Могли, но что тут такого? Ты же пойми, деньги выделяются под конкретные вещи: здания, очистку канала и прочие. Все проходит по строгой отчетности.
– Ну и чего ж наша страна не живет, как все люди? – съехидничал Филатов.
– Потому как люди хреновые, – сплюнул от злости Артюшин. Он понимал, что это уловка, эквилибристика, игра слов, в которой он был не силен. Поэтому, чтобы разрядить ситуацию, примирительно произнес:
– Ладно, как там мои?
– Нормально. Но я бы, Владимирович, на твоем месте уговорил их на время уехать куда-нибудь.
– А чего им бояться? – непонимающе спросил тренер.
– С тобой бесполезно говорить, – произнес Филатов, – ты ведь все равно ничего не поймешь. Но уезжать им надо. Лето только начинается, Владимирович, почему бы им на дачу не съездить?
– Да нету у нас дачи! Точнее, есть. Времянка на земле стоит, вот и все.
– Ты, Владимирович, извини, но то, что у тебя дачи нет, говорит по крайней мере о том, что на семью тебе наплевать. Ты ведь не холостяк. Ну а куда им можно поехать? – после некоторой паузы спросил Юра.
– К матери своей может ехать.
– Далеко?
– Да костромская она.
– Далековато, – прикинул Филатов, – хорошо, что не Ростов какой-нибудь.
– Так я не понял, к чему весь этот спектакль?
– Разреши мне, Владимирович, увезти их туда, – не отвечая на вопрос, попросил Филатов.
– Не знаю, что ты задумал! Но может, ты и прав, пусть едут. Мне будет легче – меньше волнений, – как-то неуверенно заключил Артюшин.
– Время истекло! – голос милиционера неожиданно прервал их беседу, и Филатов увидел, как в комнату к заключенным вошло еще несколько людей в погонах и с дубинками в руках. Задерживаться, говорить последние слова здесь было не принято. Администрация следила, чтобы команды надзирателей строго выполнялись. Иначе наказания не избежать. За две недели отсидки Артюшин это понял четко. Так же как и то, что добиться свидания – занятие не из легких. Его жене уже несколько раз отказывали, а вот его другу нет. Заложив руки за спину, он стал в очередь, подгоняемую надзирателями, но успел еще раз посмотреть Филатову в глаза и кивнуть в знак одобрения и на прощанье.
* * *
Проход был длинным и извилистым, но хорошо знакомым Гоше Паварину. «Сейчас будет поворот, а за ним дом, в котором живет Маша».
Уже несколько раз он с Машей Артюшиной возвращался этим путем с дискотеки. Хоть и идти здесь было нелегко, особенно в темное время суток, его пассия утверждала, что это самый короткий путь домой.
