Щербаков тогда никого не наказал, хотя Егор остро переживал свою вину. И вот теперь такая же обидная промашка у Семенова. Стоит ли судить его так строго?..
Так закончился вчерашний день, и теперь Воробьев неотступно думал о Семенове, его судьбе. Ну жил он с этой Анастасией на одной улице, ну узнал, испугался, поэтому и не сказал сразу — это понятно. В чем же вина его?.. То, что упустил, в этом и моя доля вины, как и его. Только за что же казнить?..
Всю банду отправили в Свердловск, отпустили только Настю, приказав ей жить здесь, в Краснокаменске, а Семенов так и остался не у дел. Он кружил вокруг отдела О ГПУ, занимающего бывший каменный особняк купца Чугуева, и, завидев Воробьева, каждый раз кидался к нему со всех ног. Но что ему мог сказать Егор?.. Сергеев, видимо, чувствовал, что для ареста Семенова и предъявления ему обвинения в связях с бандой улик мало. Кроме того, комитет комсомола механического завода, направившего Семенова в ОГПУ, аттестовал его хорошо, хотя то, что он скрыл от Воробьева факт раннего знакомства с Катьковым, говорило не в его пользу. «Завтра надо бы поговорить с ним», — подумал Егор. Слово «поговорить» означало в данный момент «помочь», но Воробьев не мог даже выговорить это слово про себя, ибо, узнай об этом Сергеев, он бы тотчас расценил такую помощь как сговор, Егор понимал, что стечение обстоятельств теперь может вполне исковеркать парню судьбу.
«И что важнее здесь государству, — разволновавшись и заходив по кабинету, думал про себя Воробьев, — сохранить работника, который в будущем принесет несомненную пользу, или же отторгнуть его от себя, сломать и тем самым лишить его воли и надежды?! Конечно же, первое, ибо вон на какой масштаб замахиваемся, какую стройку начинаем! Сколько нужно деловых, крепких парней, чей хребет выдержит эти невиданные задачи?! За одну только первую пятилетку построить тысячу пятьсот заводов, тридцать электростанций! И это с людьми, которые еще только заканчивают ликбез! Так стоит ли мне, Егору Воробьеву, бороться за Семенова или одним кивком, соглашаясь с Сергеевым, отказаться от него, помогать искать фактики, его компрометирующие, хотя я, как коммунист, на сто процентов уверен в его невиновности?!»
Воробьев остановился посредине комнаты и, подумав, решительно тряхнул головой. Лампочка мигнула раза два, словно в подтверждение его слов, и погасла.
Егор не сразу понял, что случилось, ожидая, что свет снова вспыхнет. Он подошел к окну и насторожился: света не было во всем городке.
Егор в одной гимнастерке выскочил на улицу, огляделся. Кое-где уже вспыхнули керосиновые лампы, люди, привычные ко всяким переменам, не особенно-то волновались, однако, Воробьев встревожился не на шутку. Остановка турбины дело чрезвычайное, ибо потом нелегко запускать снова, учитывая особый режим пара, необходимый для ее постоянной работы. Поэтому электростанция и котельная работали круглые сутки. А когда требовалась чистка труб и котлов, то всех заранее предупреждали, в горкоме собирали совещание руководителей, которые обсуждали, как с наименьшими затратами провести этот день, а тут в начале рабочего дня да еще без всякого объявления…
Сергеев просыпался обычно в шесть и у Воробьева имелось полчаса все спокойно обдумать.
Первую мысль — позвонить на электростанцию — Воробьев отбросил тотчас же, ибо у телефона на пропускном пункте дежурит Лукич, этот звонок старика только напугает, и никаких сведений он Егору не даст, поэтому он набрал телефон Никиты Григорьевича Бугрова, главного инженера, а также временно исполняющего обязанности начальника электростанции. Но трубку взяла жена Бугрова, Нина Васильевна, взяла сразу же, и Воробьев понял: в их доме уже переполох. Так оно и оказалось, Бугров ушел, а Нина Васильевна на вопрос Воробьева: «Что случилось?» — все рассказала. Турбина стала греться, и Русанов, техник, вынужден был остановить ее.
— Пока не надо никому об этом рассказывать, — попросил Воробьев.
— Хорошо-хорошо, — согласилась Бугрова и положила трубку.
«Вот и бублики… — ругнулся про себя Воробьев. — Ну какого лешего Бугров посвящает жену в подробности секретного значения?!» Сколько раз он говорил Никите, чтобы тот не делился сведениями о работе узлов электростанции с посторонними. Ведь сам подписывал документ о неразглашении служебных тайн, а там записано: запрещается рассказывать посторонним лицам о всякого рода неполадках, происходящих на электростанции и способах их устранения! Записано же! Ну что теперь делать?! Он обязан доложить об этом Сергееву, а последний просто слышать имени Бугрова не может. Ох, Бугров! Бугров!..
