Врывалась буря - страница 54

— Да, вроде…

— И в каком чине?

— Не помню сейчас…

— Ногу уж очень характерно выбрасывает, словно его постоянно на плацу муштровали… И, судя по походке, характер сильный, волевой, властный…

— Черт! — Ларьев снял пенсне, достал платок, протер стекла. — Знаешь, я уже отговариваю себя от этого Левшина! — усмехнулся он. — Я тебе рассказывал, как несколько раз вот так, увлекшись версией, ошибался. Вот и теперь постоянно себе внушаю: не торопись, проверь, спокойнее, без пафоса!.. А сам все больше и больше к этому Левшину склоняюсь. Уж больно часто его имя в наших делах мелькает. Сегодня утром чуть на вокзал снова не пошел, еле остановил себя! И вот опять! Увидел, как он вышагивает, и ну себя взнуздывать! А улик никаких… А что Мокин?..

Егор молчал, глядя в проем церкви.

— И к Мокину у нас пока ключика нет, — проговорил Ларьев. Надел пенсне. — Что же, будем искать!

Они помолчали, каждый думая о своем.

— А Лынев твой, вон, книжку читает, — Ларьев покрутил головой. — В библиотеку его что ли сдай, а то убьют!

Лынев действительно, стоя в оцеплении, читал книгу и грыз сухарь. Егор нахмурился.

— Я сейчас скажу, — кивнул Егор и направился было к Лыневу.

— Не надо, — вдруг остановил его Ларьев. — Пусть читает… Не в засаде же!.. И потом… — вдруг потянувшись, радостно проговорил Виктор Сергеевич, — если вдуматься, это, батенька мой, и есть социализм во всей своей прекрасной чистоте! Боец использует каждую свободную минуту, чтобы черпать сокровища, которые накопило человечество, и к такому богатству у нас для каждого дверь открыта!

Вылезли из ямы эксперты.

— Ну что?.. — улыбаясь глазами сквозь пенсне, спросил Ларьев.

— Ничего, — виновато развели те руками.

— Ну и хорошо! — вдруг радостно проговорил Ларьев. Айда, ребята, к Егору Гордеичу чай пить! Он всех нас приглашает! — взмахнул руками Виктор Сергеич, и Егору, ни сном ни духом не ведавшему о таком приглашении, ничего не оставалось делать, как подтвердить его и лихорадочно соображать, чем гостей потчевать, так как он не был дома более суток.

Однако зря Егор волновался: нашлась дома заварка и даже кусок сахара. Его вмиг покололи, вскипятили чайник на примусе, расселись на кровати и подоконнике.

— Я думаю, скорее всего убили его наверху, а в яму просто сбросили, потому что, кроме следов сапог наших милиционеров, — рассуждал старший эксперт Николай Николаевич Елин.

— …И их же окурков, — вставил, усмехаясь, его помощник Платон Гусев, — больше ничего и нет.

— Следы были наверху, но прошло уже немало времени, да навалилось зевак сразу множество, стали разгонять, — продолжил Елин, деликатно продолжая пить чай. Он пил с достоинством, неторопливо, не мешая своему сообщению. — Рады бы другим чем помочь, да чем уж богаты…

— Крови много вылилось, — заметил Гусев.

— Да, крови много, он, видимо, еще долго жив был, даже стонал, наверное, ночь, к утру отошел… поддержал Елин.

Ребята еще пожаловались Ларьеву на отсутствие всяких химпрепаратов, технического оборудования, и Виктор Сергеич обещал помочь. Потом Егор заторопился на дежурство к девяти, и пришлось заканчивать чаепития.

На следующий день Ларьев заявился в отдел еще затемно, часов в шесть.

Ночью позвонили из больницы и сообщили, что к ним в бессознательном состоянии был доставлен Сергеев Василий Ильич с сильным сердечным приступом. Почувствовав боль, он сам дошел до больницы и рухнул на крыльце. Пока находится без сознания. Егор, встревоженный происшедшим, позвонил утром в больницу, однако на этот раз его успокоили: после двух уколов Сергеев пришел в себя, но самочувствие пока не пришло в норму. Егор лишь успел поведать все это Ларьеву, как в сенях послышался шум, и не успел Егор сообразить и меры предосторожности принять, — отвыкли уж за десять лет мирной жизни, — как дверь распахнулась и в кабинет ворвался Бугров. Егор уж потом подумал: войди кто другой, кому они мешают, — уложил бы их в два счета и ушел бы непойманным.

Глаза Бугрова горели, он шагнул к столу и выпалил:

— Посадите меня! Я — враг народа, и посадите меня!

— Не понял, Никита Григорьевич, — пробормотал Егор.

— Коли вы считаете меня виновным, то посадите, посадите сразу, я подпишу ваши бумаги! — голос у Бугрова дрогнул. — Чего же тянуть, зачем так мучить человека?! Он ходит и ходит, и все смотрят, шарахаются от меня, точно я прокаженный! А теперь уж другой, и все видят, боятся… Так нельзя! Нельзя!