Снег немного взбодрил Егора. Ребята сидят, ждут, на него поглядывают. Думай, Егорка, думай! Времени у тебя пшик, надо торопиться. Интересно, что бы сделал Сергеев? Пошел напролом? Глупо. Ребята устали да и по лесу не очень-то побегаешь. Значит, что?.. Так-так-та-ак! Это интересно!..
Егор достал из кармана сухарь, захрустел. Когда очень уж нервничал, то обязательно чего-нибудь грыз. Теперь у Егора созрел план мигом захватить чердак, пока бандиты еще храпят и видят сны. Начнет светать, обезвредить их будет труднее. А кого взять? Из своих он мог положиться только на Семенова, молодого, восемнадцатилетнего парнишку, ловкого и расторопного. Прихватов наел живот и стал ленив, хоть в прошлом Егор восхищался им, вместе служили в разведке у Сергеева. Прихватов на десять лет старше Воробьева и стрелок был такой, что стрелял даже не глядя. Поэтому Егор раньше смотрел Прихватову в рот, слушая рассказы о его подвигах. Но то ли слава вскружила голову, то ли страсть к спиртному, но постепенно Прихватов растерял свою именитость, и Сергеев разжаловал его даже в рядовые сотрудники ОГПУ, приблизив к себе Егора. Прихватов поначалу обижался, а потом привык.
Воробьев знаком позвал Семенова к себе. Рядом с Егором в цепи сидел еще один их работник, молодой комсомолец Лынев, пришедший в ОГПУ по путевке комсомола. Лынев в отличие от Семенова больше походил на учителя. Рассеянный, в очках, он все время рассказывал про спартанцев, Александра Македонского, Наполеона и других не наших полководцев. Егор как-то даже спросил у Лынева: «А наши-то были?» Лынев тут же назвал Суворова, Кутузова и Буденного, но про них он знал меньше. «Книжек нет, — пояснил он, — а про этих много пишут!» Егор больше не стал спрашивать, но Лынев, чуткий ко всяким замечаниям, понял вопрос Егора правильно и рассказы свои прекратил. Хотя Егор и не к тому спрашивал, чтобы урезонить Лынева или обвинить в контрреволюционной пропаганде. Просто интересно стало. Этих, не наших, действительно много, там еще и Цезарь, и Карл Великий, и Нельсон, а у нас кто? Петр? Суворов да Кутузов, вот и все, о ком говорят. Да еще этот, Александр Невский…
Егор прервал свои размышления, ибо подскочил Семенов.
— Ты кого из милиционеров знаешь хорошо? — спросил Егор. — Ну чтобы там посмелее и посноровистее?..
— Гришуха Чекалин, Петр Миков, остальные тельные какие-то! — вздохнул Семенов.
— Так-так-та-ак, — Воробьев вдруг почувствовал, как ногу стянула судорога, да так стянула, зараза, что он даже побелел от боли. Еле пересилил ее и шумно вздохнул.
— Вы чего?.. — прошептал Семенов, не понимая, в чем дело.
— Ничего! — обрезал его Егор. — Бери их и сюда!
Семенов кивнул и убежал.
— Ну вот что бы твой Македонский сделал в такой ситуации, а? — неожиданно спросил Воробьев у Лынева.
— Внезапность — вот чем всегда брал Македонский, — поправив кругляшки очков, невозмутимо сказал Лынев. — Тогда враги терялись, а он действовал всегда хладнокровно и точно…
— Внезапностью их не возьмешь, — вздохнул Егор. — Тут умом надобно! И еще кое-чем…
Семенов привел Микова и Чекалина.
Парни Воробьеву понравились. Особенно Миков. Невысокий, коренастый, спокойный. Взгляд пристальный, цепкий, руки крепкие. Такой не упустит, не струсит. Чекалин немного пожижистей. Худой, долговязый и боязливый, а точнее несобранный. Егор уже заметил: как долговязые, так не цепкие. Но это ничего, пройдет. Егор вдруг улыбнулся: сам тоже не коротышка, тоже долговязый, поначалу даже боялся, так ведь?.. Так, так-та-ак! Стал проситься и Лынев, но Егор его не взял. «Доклад потом мне сделаешь о Македонском, изучать надо и не наш опыт», — наставительно проговорил Егор.
Старшим по цепи оставил Прихватова. Тот даже обрадовался, повеселел. В засаде все надежнее. А лихость та, партизанская, у него пропала. С кашей съел. А что бы Прихватов на его месте стал делать? Интересно, интересно! Вот что бы?!
Перебежками добрались до крайнего дома. Когда бежали, снег скрипел так, что, казалось, они перебудят всех на свете. Но бандиты, видно, крепко надрались. Когда страшно, то страх глушат самогонкой, это уж Егор заметил. Ну пусть глушат! Стоя уже у дома, Воробьев углядел: чердачная дверца заперта на навесной крючок. Петли старые, заржавевшие, наверняка скрипят. Знаками Егор оставил внизу Семенова и Чекалина и, взяв с собой Микова, полез на чердак. Добраться до него можно было лишь с угла. Егор по перекрестью сруба влез на крышу, достал проволочку, которую согнул в виде хомутка, и осторожно просунул ее в щель. Довел до крючка и, придерживая рукой дверцу, снял его. Дверца теперь была открыта, но Егор не спешил ее распахивать. Он кивнул Микову, и тот подобрался к дверце. Тогда Воробьев слегка приподнял ее, дабы петли не заскрипели, и стал отворять. Могло случиться всякое, и перед тем как идти на захват, Егор отдал приказ: едва пойдет шум, тотчас всем врываться в дом, стрелять напропалую, чтобы не дать бандитам опомниться. Однако все обошлось. Вслед за Миковым на чердак проник и Воробьев.
