— Это — страшное оскорбление, Владыка… — прошептал юный гном..
— Это не оскорбление, мальчик мой, — грустно усмехнулся Якш. — Это победа. Хотя такие, как ты, сочтут ее поражением. По счастью, молодость заканчивается, как и любая другая болезнь.
— Ай да "безбородый безумец", — сам себе под нос пробормотал Якш. — Десять золотых с гуся — это больше, чем я рассчитывал. Хотелось бы, конечно, все двадцать, но ведь, строго-то говоря, нельзя было рассчитывать даже на пять. Я бы и на один согласился. И как ему удалось уломать Джеральда? Ага! Тут еще приписка! — внезапно оживился Якш. — Так-так, что там у нас? Что?! Что это?! Это… этого просто не может быть! — письмо со счетом выпало из задрожавших рук Владыки, упало на пол, а следом за ним на пол опустился и сам Якш. — Так не бывает, — слабым голосом пожаловался он невесть кому. — Так просто не бывает…
— Владыка, что с вами? — испугался юный гном. — Владыка, вам плохо?!
— Нет, мальчик мой, — казалось, Якш уже оправился от внезапного потрясения. — Что ты! Мне хорошо! Так хорошо, как никогда еще не было! Так хорошо, знаешь ли, просто не бывает.
— Я… не понимаю… — несчастным голосом поведал юный гном.
— Маленький еще, — добродушно усмехнулся Якш. И тут же, посуровевшим голосом добавил: — На столе Владыки не бывает — не может быть! — случайных документов. А если таковой образовался — значит, это не случайно! По твоей молодой глупости ты чуть было не выбросил секретный документ необычайной важности! Подумай об этом!
И Владыка легко, словно юноша, вскочил с полу.
— А теперь кыш отсюда, дорогой мой, сходи навести дедушку!
— Но… я же должен…
— Выполнять мои веления, — ухмыльнулся Якш. — Вот и выполняй. Иди, мне нужно серьезно подумать.
— Владыка! — ахнул юный гном. — Это нам, молодым, Наставники вечно твердят "иди подумай", неужто есть вещи…
— Над которыми должен подумать даже Владыка? — ухмыльнулся Якш. — Разумеется, есть! Иди подумай об этом! Кыш отсюда!
Шарц стоял перед Рупертом Эджертоном, герцогом Олдвиком, не смея поднять глаз. Нет, это сэр Хьюго Одделл стоял, а Шарц… тому было наплевать, свой долг он выполнил — и что ему до чувств несчастного коротышки? Или нет? Кто это дышит в самое ухо? Это ты, сосед? Чего тебе, Шварцштайн Винтерхальтер? Чего ты хочешь? Это не тебя сейчас распинает неумолимая совесть, это не тебя жгут раскаленные угли вины. Ты свободен. Можешь возвращаться к своему горну. Невесту ты, мерзавец, заработал. Может, даже двух. Что тебе в моем горе? Уйди прочь!
Подвинься, болван! У меня тоже есть право на эту вину.
У тебя?! Право?!
— Хью, бедняга… — тихо промолвил герцог Олдвик. — Как же тебе тяжело вышло…
Шарца точно по лбу вдарили, хорошим таким гномским молотом.
— Я думал, вы… возненавидите меня…
— За что? За то, что ты любишь свой народ не меньше, чем я свой? — спросил герцог. — За то, что эта любовь не помешала тебе полюбить и нас тоже? Жить вместе с нами, радоваться и страдать вместе с нами, большими, глупыми и неуклюжими, ничего не смыслящими в истинном мастерстве? А ведь так легко было бы возненавидеть нас, мешающих твоему народу спастись, боящихся и ненавидящих любого гнома. Ответь сперва ты, почему ты не возненавидел нас?
— Не знаю. Я ведь очень хотел… победить вас. А чтоб победить — нужно понять. Вот я и старался. А когда понял — полюбил. Наверно, я просто опоздал вас возненавидеть.
— Ну так и за что мне ненавидеть тебя?
— За предательство… за ложь… за…
— За то, что спас меня, мою жену, моего сына, моего вассала, кучу других хороших людей, — насмешливо продолжил герцог. — Молчи уж! Дурак ты, хоть и доктор…
Не успел Шварцштайн Винтерхальтер, сэр Хьюго Одделл, петрийский шпион, вассал герцога Олдвика, шут, доктор и муж благородной леди Полли, хоть немного прийти в себя от разговора с герцогом, как на него тут же напустился золоченый придворный хлыщ при какой-то бумажной должности.
"Тот же Томас, только при короле!" — мелькнуло у Шарца.
— …однако рыцарем Олбарии вы быть не можете, сэр! — уверенно заявлял тот, поигрывая чуть ли не дамским веером.
"И откуда они такие берутся?!"
— Почему это — не может?! — возмутился возникший из-за спины Шарца Руперт Эджертон, герцог Олдвик. — Я сделал его рыцарем!
