Вот это сказал!
Слуги за соседним столиком замерли от ужаса, а герцог расхохотался.
— С таким-то норовом тебя всякий приметит, — отсмеявшись, заметил он.
— Это утешает, — спокойно кивнул коротышка.
— Вот только выжить с таким норовом трудновато, — добавил герцог.
"И почему у меня не выходит разгневаться на этого нахального недомерка?"
— А мне выживать не надо, Ваша Светлость, — ответил коротышка. — Это вам надо, вы за многих людей отвечаете, а я — сам по себе, мне достаточно просто жить.
"Да ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал, маленький мерзавец? Вижу, что понимаешь. Как же ты посмел-то, а? А ведь посмел. И не боишься. Ни капельки не боишься. И почему я стерплю это от тебя? А ведь стерплю. И еще послушаю. Не каждый день такое услышишь".
Герцог поглядел на своего собеседника с новым оттенком уважения.
— Далеко не каждый способен понять такие вещи, — промолвил он. — Так ты, значит, умен. Умен и дерзок, иначе не посмел бы намекать на то, на что ты намекаешь. Ты, значит, свободен и одинок, тебе не нужно ни за кого отвечать, и поступаться собственной честью тоже не нужно. А я, герцог, отвечаю за многих, и значит, неизбежно вынужден это делать. Моя честь запятнана, так? Мне приходилось гнуть шею перед обстоятельствами, молчать, когда требовалось сказать правду, улыбаться, когда нужно было ответить ударом на удар. Ты даже не сомневаешься в своем обвинительном приговоре. Не сомневаешься, хоть и не знаешь меня…
— Вы живы… — обронил коротышка.
— Верно, — кивнул герцог. — Я жив. Обвинению этого достаточно. Что ж, бесстрашный карлик, ты прав. Я признаю твой приговор. Прошу лишь учесть одно маленькое смягчающее обстоятельство: я выживал для того, чтоб раньше или позже появились те, кто будет просто жить.
— Я бы никогда не сел за один стол с мерзавцем, — заявил дерзкий коротышка.
Слуги давно уже молчали, как воды в рот набравши, теперь они делали вид, что их не существует в природе.
— Ну спасибо на добром слове, — ухмыльнулся герцог. — Быть может, ты пьян?
— Я недостаточно богат для этого, — сказал коротышка.
— А чтоб оскорблять герцога, выходит, достаточно? — потешался герцог.
— Так ведь честь — бросовый товар, ее кто угодно поднять может, — не остался в долгу коротышка. — Каждый достаточно богат, чтоб купить ее, вот только не каждому она по плечу. Да и налоги на нее ужас какие, купить не шутка, да вот потом жутко. Не каждому по нраву.
— Так вот оно в чем дело, — понимающе покивал герцог. — Налоги. А я-то, старый дурак, и не понял…
Ему было… странно. Наглый карлик нес жуткие дерзости, его бы за ноги повесить за такие речи, а он, герцог, сидит и вот так вот запросто болтает с этим хамом, выслушивает его оскорбления, да еще и удовольствие от этого получает.
— Тебе с такими речами шутом работать нужно. Самое для тебя ремесло, — сказал герцог.
— Ага. И рост у меня подходящий, — ухмыльнулся коротышка.
— Ты можешь стать и еще короче, — сказал герцог. — Уж тогда-то тебя точно от земли не видать будет.
— Вряд ли тогда это будет меня интересовать, — отмахнулся коротышка.
— Шутов, по крайности, не казнят, — заметил герцог. — А то с таким языком твоей голове недолго красоваться на твоих плечах.
— Пока вроде при мне, — коротышка потешным жестом ухватился за голову, словно проверяя, на месте ли она.
— Не иначе что чудом господним, — сказал герцог.
— Неустанно воздаю Ему хвалу, — подхватил коротышка.
— Ты б Его лучше не гневил понапрасну.
— Не могу не гневить. Не выходит. Таким уродился.
— Слушай, а может, ты ко мне шутом пойдешь?
— С чего бы это?
— Ну… я дам слово не рубить тебе голову… — предложил герцог. — Даже если ты будешь на мою собственную ежедневно выливать ведро помоев.
— Да на кой я вам сдался? — досадливо спросил коротышка.
— Хочу поучиться жить, — ответил герцог. — Все время выживать, говорят, вредно для здоровья.
Карлик вздохнул. В его глазах колыхнулась глухая затаенная боль. И тоска. Так много тоски. Весь мир можно отравить этой тоской.
"Спокойно, парень. Не ты один носишь в себе такое. Однако много же в тебе этого, бедняга!"
Еще миг, и коротышка овладел собой. На лицо вернулась прежняя нагловатая ухмылка. И глаза стали прежними: умными, цепкими и… закрытыми. Захлопнулась в них какая-то дверка, за которой колыхался этот бездонный колодец боли. Дерзкий веселый наглец вновь занял свое место за столом напротив герцога.
