Онезорг рывком сел на деревянной раскладушке. Десятки раз видел он этот сон и десятки раз просыпался в холодном поту.
Демин, которому постелили на диване в этой же комнате, тоже не спал: сидел, зажав ладони между коленями, покачивался взад-вперед и поскрипывал зубами от боли. Но когда он увидел, что немец проснулся, то выпрямился и закинул ногу на ногу. Признаваться немцу в том, что у него нестерпимо болит спина, Демин считал для себя постыдным.
Некоторое время оба сапера, немецкий и русский, смотрели друг на друга, как два сыча, и молчали. Потом капитан взял со стола пачку «Дели» и пошел наружу — будто покурить.
На цыпочках он прошел через смежную комнату, где спала Неля, и оказался на крыльце.
Только здесь он позволил себе согнуться, скрючиться, чтобы как-то утишить боль. Но тут за его спиной скрипнула дверь, и Демин поспешно распрямился.
— Виктор Степанович, вы почему не спите? — спросила Неля. В плащике, накинутом вместо халата, которого у нее не было, она подошла к перилам и стала рядом с Деминым.
— Да вот, покурить захотелось, — Демин сунул в зубы незажженную папиросу. — Люблю ночью выкурить папиросу-другую, поразмышлять о жизни.
— Зачем вы меня обманываете? Я год при госпитале работала. У вас поврежден-позвоночник. И, наверно, боль ужасная.
— С чего вы это взяли?
— Ну, я же вижу, как вы садитесь, как встаете. Сейчас я вам пирамидон принесу.
— Не надо. Пирамидон мне, как слону дробинка.
— Может, помассировать спину?
— Нет, нет. Что вы, не надо, — испугался Демин.
Они стояли, глядя на дымный предрассветный горизонт, слушая давно не слышанные и приятные деревенские звуки, которыми был полон этот маленький городок. Мычали коровы, перелаивались собаки, где-то рядом пробовал голос петух.
— Хорошая у нас компания. Немец не спит, его кошмары мучают. Даже орет во сне. У меня действительно позвонки смещены, лежать больно. А вы-то чего не спите?
— Я… Я очень боюсь, — смущенно призналась Неля. Демин сразу насторожился:
— Кого, фрица этого?
— Да нет же! Я за вас боюсь. И за него тоже. Все время представляю себе: вот вы открываете какую-то дверь, а там в темноте спряталась смерть. Только и ждет, чтобы вы ее выпустили наружу. И такая страшная смерть — взрыв, и ничего от человека не осталось, совсем ничего. Будто он и не жил, будто его и на свете не было.
— Богатое у вас воображение, — удивился Демин. — А по сути, работа как работа. Если могли заминировать, значит, можно и разминировать. Я этим всю войну занимался. Саперы — это ведь разные специальности: есть строители, есть понтонеры, а я минер. И Онезорг тоже минер. Конечно, если он набрехал, что помнит все без документации, тогда труднее,
— А вы обязательно должны оба?
— А как иначе? Я от него ни на шаг.
Неля помолчала, потом у нее против воли вырвалось:
— Ну хоть завтра не ходите! У меня предчувствие.
Демин строго посмотрел на нее:
— Вот это не надо было. Зачем под руку говорить?
Городская ТЭЦ и прилегающие к ней дома были оцеплены солдатами, а кое-где и веревками с красными флажками — предупреждение о возможности взрыва. Многочисленные зрители — в основном это были семьи, временно эвакуированные из домов в опасной зоне, — расположились за линией оцепления. Некоторые сидели на узлах с пожитками. Все они, и солдаты тоже, в почтительном и испуганном молчании провожали глазами двух саперов, направлявшихся на объект. Две маленькие фигурки подошли к зданию ТЭЦ и скрылись за железными воротами…
Молоденький лейтенант с красной повязкой на рукаве объяснял Неле:
— Вы, гражданочка, вполне взрослый человек и должны понимать: никого, значит — никого!
— А мне можно! — настаивала Неля. — Я переводчица при капитане Демине!
Она сунула лейтенанту свое удостоверение и, пока он читал, говорила сердито:
— Я обязана там быть. Просто опоздала немножко… Если без меня что-нибудь случится, знаете, кто будет отвечать? Вы!
Лейтенант подумал секунду, потом поднял веревку, пропуская Нелю. И она побежала туда, где чернели трубы ТЭЦ…
Подвал освещала одна пыльная лампочка, заключенная в проволочную арматуру. Демин и Онезорг стояли около ржавой, заросшей паутиной решетки вентиляционного короба.
