Он взял свое гарпунное ружье поудобнее и отправился — почему-то на цыпочках — разделить горькую судьбину Бакса. Собственно, Буров не хотел с ходу ему переносицу дробить — нужно было сперва поговорить, пообщаться, побалакать за жизнь, однако Лаура церемониться не стала, живо сунула обломок хворостины бедному Льву Семеновичу в глаз. Умер он мгновенно, без осложнений, вытянулся себе рядом с Баксом…
«Такую твою мать!» Буров вздохнул, глянул на Лауру с укоризной, однако же и с полнейшим пониманием — ах, эти женщины, они так эмоциональны, так чувствительны. К тому же чего не сделаешь, наглядевшись на художества на поляне. Ничего, ничего. Ничего страшного. В запасе имеется еще Борис Арнольдович…
А тот тем временем снял скальп, бережно убрал его в охотничью сумку и, вытащив из кармана радиомаяк, всадил его заостренный штырь женщине в спину. Затем извлек радиостанцию, бегло набрал код и пафосом триумфатора усмехнулся в эфир:
— Эй, на базе, это двадцать третий. Ну как, Коленька, видишь сигнал? Что, есть? Отчетливый? Поздравляешь? Ну спасибо, спасибо. А как другие? Васнецов уже двух завалил? Да, молоток, молоток… В общем, ладно, давай подъезжай, мою забирай. А то день нынче жаркий, завоняет. Ха-ха-ха-ха. А я, с божьего благословения, дальше, волка ноги кормят. Да-да, насчет обеда не забыл, да-да, ровно в час. Ну все, Коля, до встречи, всем привет.
Не прекращая скалиться, он убрал рацию, вытащил стрелу из тела жертвы и хотел было углубиться в лес, но неожиданно, витиевато выругавшись, схватился за арбалет — увидел на полянке рыжеволосую, сказочно прекрасную женщину. Это Лаура, не слушая увещеваний Бурова, вышла из-за кустов, мило улыбнулась и двинулась прямиком к Борису Арнольдовичу. За спиной она держала мощное гарпунное ружье для подводной охоты…
— Черт, дьявол, зараза, так твою растак! — До Бориса Арнольдовича не сразу дошло, что арбалет его не заряжен, он начал было судорожно взводить тетиву, потом передумал и, вытащив массивный охотничий нож, направился навстречу Лауре. — Молодец, цыпочка, молодец, ну давай иди, иди сюда, хорошая девочка.
А за спиной его, стремительно сокращая дистанцию, уже летел на всех парах Буров, неслышно, по большой дуге, кроя в душе Лауру очень нехорошими словами. Вот ведь, блин, воительница, мазонка хулева, все ей никак не остановиться, не прекратить кровопускания. Завалит ведь, как пить дать сейчас завалит этого поганца с арбалетом, и с кем, спрашивается, потом обсуждать реалии жизни? Общаться по душам о том, о сем, о разном? Нет, право же, он живет с фурией, с мегерой, с порождением ада, с рыжей кровожадной похотливой ведьмой. Зато, черт побери, как живет…
А Лаура присвистнула, улыбнулась еще шире и, не доходя пяти шагов до Бориса Арнольдовича, вытащила из-за спины ружье:
— Эй, сволочь, ку-ку.
— Э-э-э-э-э-э. — Тот сразу же забыл про нож, лапнул было кобуру, висящую на поясе, но где там — клацнула могучая пружина, и стальная, с палец толщиной, стрела продырявила арбалетчика насквозь.[23] Точнее, прошла сквозь мочевой пузырь, пронзила брюшную полость и глубоко засела в раздробленном крестце. Со всеми вытекающими — вот именно вытекающими — необратимыми последствиями…
Так что вскрикнул страшно Борис Арнольдович, потом тихо застонал, вздрогнул всем телом и рухнул на колени. А Лаура зубодробительным пинком опрокинула его навзничь, вырвала из раны окровавленную сталь и хорошо рассчитанным движением всадила ее арбалетчику в горло. С хладнокровием и безжалостностью Афины Паллады.[24] И, видно по всему, — без намека на раскаяние. М-да, ведьма, как есть рыжеволосая бестия…
— Так, — подошел злой, как дьявол, Буров, глянул на Лауру, быстро наклонился над телом. — Готов. — Выпрямился, засопел, снова бросил взгляд на Лауру. — Эти штаны наденешь сама. — Ухватив покойного за ногу, в темпе вальса потащил в кусты — в тесную компанию Бакса и Льва Семеныча. С кем теперь прикажете разговаривать по душам? О том, о сем, о смысле жизни…
— Как скажешь, милый, — разом превратилась из фурии в воплощение невинности Лаура, подобрала нож Бориса Арнольдовича и смиреннейшей походкой невиданнейшей добродетели двинулась следом за Буровым. — Твое слово, любимый, для меня закон.
