— О, — сказал Нилок, увидев, куда я смотрю. — Вам нравится? В этих краях так сложно приспособить для чего-то слуг, когда они становятся слишком дряхлыми для работы. Я мог бы продать их, но вряд ли бы много получил. А так они продолжают служить мне.
— Прекрасно, — сказал я, и это единственное, что я мог выговорить, едва сдерживая тошноту. Хуже всего было то, что все эти человеческие кустарники пытались повернуться, чтобы привлечь внимание Комиссара, проходившего мимо. Они широко раскрывали рты и выпучивали глаза (если они у них еще оставались), стараясь заставить свои разложившиеся тела снова умолять Комиссара о пощаде. Но Комиссару не было до них дела.
— Видели вот этого? — спросил он. — Мой бывший дворецкий, — он указал на нечто, что я бы и не заметил, потому что это создание даже не двигалось. Видны были лишь намеки на очертания лица и конечностей. — Он уронил целую бутыль слез девственницы, — куст склонился под тяжестью каменного сосуда размером с шину грузовика. — Я сказал ему, что когда он наберет достаточно новых, чтобы заполнить бутыль, то получит свою старую работу.
Малая вероятность появления поблизости каких-либо девственниц, плачущих в огромную каменную бутыль и заполняющих ее, явно развеселила Нилока. Когда я прошел мимо дворецкого, то понял, что был не прав: он все жедвигался, слегка дрожа под весом огромного камня, будто на него дул легкий ветерок, но никакого ветра на самом деле не было.
Мы добрались до главных ворот: огромная железная решетка с двумя статуями демонов по бокам открылась, как только мы подошли ближе. За воротами начиналась необычная ухабистая тропа, которая метров через двадцать упиралась в огромную черную дверь.
— Вы босиком? — спросил меня Нилок. Выбежало несколько слуг, спеша помочь Комиссару освободиться от его странного насекомоподобного коня. — Конечно, ведь ваши враги забрали всю одежду и обувь. Но все в порядке, в порядке! Дом должен узнать, где вы побывали, чтобы оказать соответственное гостеприимство. — Он указал своим странным тощим пальцем, и завитые усики на его руке слегка затрещали. — Вперед, мой друг Снейкстафф, заходите. Вперед по тропе.
Я пошел. Тропа была посеревшей, как пропавшее мясо, и по ощущениям была такой же: вязкой и пружинящей под моими стопами. Чувство было неприятное, но не самое ужасное, по крайней мере, казалось таковым, пока я не дошел до середины, где почувствовал, что мои ноги становятся влажными. Еще через пару шагов я уже хлюпал по щиколотку в какой-то жидкости. Тропа будто прилипала к моим ногам каждый раз, когда они касались земли. Все это напоминало что-то, но я не мог понять, что, но потом ступил на крыльцо.
Язык. Я шел по гигантскому языку! В конце моего шествия я чуть ли не прыгнул вперед, чтобы побыстрее сойти с него. Когда я обернулся, то увидел бороздки посередине, маленькие выпуклости, которыми он ощущал мой вкус, блеск слюны, которая все еще не высохла. Я изо всех сил старался не упасть от омерзения.
Рабы Нилока сняли с него обувь, и пока он шел по тропе ко мне, все его усики мягко покачивались, а он бормотал всякие нежности существу:
— Да, моя голодная красавица! Тебе нравится? Еще как нравится! Я наступил на него — визжал под моей стопой, будто щенок. Вкусно? Да, между пальцами.
Я отвернулся. Упомянутые пальцы напоминали покрытых панцирем червяков, извивавшихся на мягкой серой поверхности языка, и Нилок все время останавливался, чтобы тропа насладилась ими. Ни одному нормальному человеку не стоит видеть такое.
Нилок позвал меня в дом. Бежать уже было поздно, так что я вошел. Холл был хаотично угловатым и полным теней. Мимо нас пробегали существа, на которые я даже не хотел смотреть.
— Почему так темно? — спросил Нилок лишь слегка угрожающим тоном, но несколько рабов, маленьких, будто обезьянки, тут же начали крутить колеса, встроенные в стену. Полупрозрачные сферы начали светиться, а большинство крохотных рабов тут же спрятались.
— Что скажете? — спросил Комиссар. Рабы снимали с него броню. Я отвернулся, не желая разглядывать жуткое тело Нилока. — Мои фонари не хуже тех, что светят в Красном городе, признайте. Из глубин холма идет газ, который и подпитывает пламя. Именно поэтому я устроился здесь. Когда все фонари Ада гаснут, в Доме могильных гор все еще горит свет! Его видно за многие мили отсюда!
