Время от времени, чтобы напомнить мне, почему я страдал муками проклятых, Элигор возвращал меня в ту самую комнату переговоров. Он задавал мне еще несколько вопросов или повторял предыдущие вопросы. Иногда он просто смотрел на меня и смеялся, а я снова отправлялся принимать кислотную ванну или дергаться на колючей проволоке под напряжением. Пару раз он читал сообщения на своем телефоне и даже не взглянул на меня. Я видел Каз: она молча стояла возле Элигора, а он приобнял ее за шею одной рукой, будто это была курица, которой он хотел отрубить голову Ее глаза наполнились слезами, ресницы покрылись инеем, но она не тронулась с места, не заговорила.
Снова пылающее пламя, но теперь со мной вместе все мои друзья из «Циркуля»: Моника, Сладкое сердечко, Уолтер Сандерс — все они кричали, утопая в огне, умоляя спасти их.
Когда я опять оказался в зале переговоров, там меня ждала леди Цинк, ее глаза пылали безумием. Вера снова насиловала меня, как раньше, а Элигор просто смотрел и пил кофе. Она делала со мной такое, на что раньше не была способна. Это было намного больнее, чем вы можете представить. Милостивый Боже, как это было больно!
Спустя пару тысяч часов Вера исчезла.
— Мелкий человечек, — сказал Великий Герцог, ухмыляясь. — У тебя был долгий день.
Он отправил меня в комнату с полом из проволочной сетки, покрашенной кислотной краской. Кожу на моих ногах разъедало до самых костей, и как бы я ни стремился добраться до выхода, дверь оставалась все так же далеко.
Бесконечная пустыня, где вместо песка — соль и осколки стекла.
Темный лес, полный хищных птиц с острыми зубами. Они смеялись смехом слабоумных детей.
Еще больше огня. Иглы. Грязь. Страдания невинных. Снова, снова и снова.
Снова и снова.
В качестве перерыва между раундами неописуемых мучений Элигор останавливался, чтобы объяснить, как на самом делеустроена вселенная. Вроде познавательной минутки с интересными фактами, которую иногда вставляют между детскими мультиками.
Сначала он появился передо мной, когда я беспомощно кричал, и сказал:
— Знаешь, ты все не так понял.
Я не ответил — был слишком занят, выплевывая кровь и желчь.
— Видишь ли, Рай сделал из тебя сосунка. Они не против того, что мы делаем — они приказывают нам делать это. Мы официальная альтернатива Рая. Мы — такая же часть Божьей системы, как и охранники в тюрьме.
В другой раз он появился, чтобы рассказать:
— Вообще-то, я соврал тебе, сказав, что мы делаем всю работу вместо Рая. Потому что самого Рая не существует.
Я не собирался отвечать. Пару часов назад нечто вырвало мой язык и пока не обеспокоилось тем, чтобы вернуть его на место.
— Это нечто вроде научно-фантатического рассказа, — объяснял Великий Герцог. — Рай, Ад — это все чушь. Давным-давно Землю захватили инопланетяне, но человечество еще это не осознало. Пришельцы забрались к нам в подсознание, так что мы ничего не подозреваем, лишь подчиняемся их правилам и ведем себя как приличный захваченный народ. Это все объясняет, понимаешь?
Позже, когда мне вернули язык, Элигор появился с новыми объяснениями.
— Вообще-то, дело не в пришельцах. Я наврал тебе. Это были люди из будущего, которые открыли путешествия во времени. Они поняли, что лучший дар их невежественным предшественникам — это создание вселенной, в которую примитивный народ и так верил. Так они и сделали. Все это — ты, я, Всемогущий, все на свете — было создано потомками человечества. Типа розыгрыша от внуков, понял? «Да, дедуля, все верно, любящий Господь следит за тобой и наказывает всех плохих людей. А теперь пора тебе вставать».
Казалось, Великий Герцог наслаждается этим, он продолжал появляться и снова предлагать свои варианты устройства вселенной, многие из которых я сам когда-то обдумывал. Может, один из них и был правдой. Может, не только один. Может, ни один. Я был вполне уверен, что ему просто наплевать на возможное объяснение, на что-то имеющее значение, так что он и меня пытался убедить, что ничто на свете не имело смысла.
Напоминает современную политическую рекламу, если задуматься.
В конце концов даже Элигор устал от своей игры, которая, казалось, длилась веками, и оставил мне лишь серьезные физические мучения, которые все продолжались и продолжались, хотя у меня уже не оставалось никаких тайн. Или, возможно, именно
