— Нет.
С того самого момента, когда она ушла из магазина, я ждал встречи, чтобы снова заняться с ней любовью, но сейчас я был слишком зол, слишком задет.
— Нет, я не собираюсь этого делать. Я не собираюсь прощаться и ты тоже, я не собираюсь последний раз — о, как же это печально! — трахаться из жалости. Я вернусь за тобой завтра, Каз, и я заберу тебя. Если ты сможешь выбраться сама, то встретишь меня у того старого храма на площади Дис Патер, где сегодня меня нашла твоя мокрая подружка. Если не получится, то я приду за тобой прямо в замок Элигора, и меня не волнует, сколько его стражей мне придется разрубить на маленькие кусочки. Поняла? Завтра, сразу после последнего фонаря.
Затем я повернулся и пошел вдоль озера.
— Бобби, нет! Ты с ума сошел!
Я слышал ее, но продолжал идти.
— Бобби! Не надо туда ходить! Вернись к вагончику!
Но я был слишком зол. Если не выпустить пар, переполнявший меня, я бы кого-нибудь придушил. Не то чтобы придушить кого-то в Аду было под запретом, но это могло бы привлечь больше внимания, чем мне хотелось. По-прежнему не обращая внимания на крики Каз, я добрался до края озера и направился по тропе, которая вела вниз по склону через лес черных деревьев. Моя голова гудела, словно потревоженное осиное гнездо.
Я прошел уже километра два вниз по холму — серая пыль забиралась мне в легкие, колючие ветки царапали поврежденную кожу, — когда гнев начал понемногу отступать. Я даже подумал, не слишком ли опрометчивым был мой поступок (или, не дай бог, чересчур наигранным), и тут я оказался на площадке лицом к лицу с парочкой телохранителей Каз, которые все еще ждали у припаркованного адского лимузина. Они уставились на меня — вряд ли узнали, но точно поняли, что мне здесь не место. То же самое понял и я, когда один из этих мерзких ублюдков закричал:
— Эй, ты!
Я повернулся и побежал к лесу, проклиная себя за то, что оказался таким эгоистичным идиотом, каковым многие меня и считают. Конечно, они правы, но не стоит об этом.
Теперь началась гонка. Если бы они узнали меня, то бежали бы быстрее, но, несмотря на имена, Сладкий и Корица были словно те мальчишки из песни — «из веснушек и хлопушек, из линеек и батареек», сплошные мышцы в почти нечеловеческих телах. Им не приходилось обходить деревья, как это делал я, они шли напролом. Звук скрипящих стволов и хрустящих ветвей преследовал меня вниз по холму, будто пулеметная очередь.
Судя по звукам, я немного вырвался вперед, но один из мерзких братьев дышал мне прямо в спину. Я старался пролагать путь вдоль кабелей фуникулера, иногда поскальзываясь на тропе и падая на задницу, потому что мягкая черная почва выглядела ненадежно. Но казалось, что тяжеловесную Сладкую парочку это не волновало, потому что, когда я обернулся, ближайший из братьев был всего метрах в десяти от меня. В руке у него было нечто, похожее на короткий хлыст из узелков блестящей колючей проволоки, и я решил, что вовсе не желаю узнать, каковы ощущения от его удара. К сожалению, выбора у меня, судя по всему, не было. Метрах в двадцати впереди тропа заканчивалась резким обрывом, кабели вагончика уходили вверх над пропастью глубиной в сотню метров. Мне надо было замедлить ход.
Я был почти уверен, что сзади меня гремел Корица, хотя между уродством двух братьев не было большой разницы; правда, даже в демоническом облике водителя Каз сохранилось нечто вроде усов — густой поросли над его толстой верхней губой. Я едва сдерживался, чтобы не разозлить его напоминаниями о моих шутках по поводу его порнокарьеры, но раз мы оба сейчас были в других телах, и меня в новом облике он не узнал, то не стоило так нагло нарываться на неприятности. Вместо этого я сделал пару шагов ему навстречу, пригнулся, изображая что-то вроде бойцовской стойки, и широко расставил руки.
— Эй ты, стой! — зарычал он, замедляя ход, увидев, что я готов с ним сразиться. Он поднял блестящий проволочный хлыст. — Скажи-ка, что ты делал…
Будь я обычным идиотом, он бы застал меня врасплох, потому что на середине своего предложения он внезапно занес свой кнут, явно намереваясь снести с его помощью мою голову. К счастью, я догадывался, что мы оба не желаем друг другу ничего хорошего. Я увильнул от его взмаха, зачерпнул пригоршню черной пыли с тропы и бросил ему в глаза.
