– Русский, оружие на землю! – на очень корявом языке проговорил один из немцев.
Когда я вышел, почти сразу наткнулся на мотоцикл с коляской и троих немцев на нем. Я задрал руки вверх и начал просить, чтобы солдаты меня не убивали.
– Нету, нету у меня ничего, я сдаюсь! – вопил я.
Один из немцев, тот, что сидел сзади за водителем, слез и подбежал ко мне. Был он не сильно старше меня, скорее всего, худой, жилистый, лицо обычное, только сейчас то ли злое, то ли он сам опасается меня. Видно, что он настороже. Главное – не злить их.
Грубо пихнув меня винтовкой в живот, не больно, но неприятно, немец быстро обыскал карманы, не переставая смотреть в сторону кустов.
– Где твои друзья?
Как же плохо он говорит, через слово понимаю.
– Там, убежали они, да и не друзья они мне. Я никого из них не знаю, в лесу встретились, ничего плохого я не делал…
– Большевик?
– Кто, я? – с удивлением спросил я, делая честные глаза. – Да вы что? Я их терпеть не могу! Меня заставили на войну пойти, я не хотел…
– Вы, русские, все большевики. Иди туда! – Мне указали в сторону кустов.
– Зачем? – не понимал я.
– Эрих, что ты ему сказал? – донеслось до меня.
Блин, я немецкий, что ли, знаю? Вроде не учил никогда. Английский – да, причем говорю на нем неплохо, а вот дойч никогда не знал.
– Ничего, надо его пристрелить тут, да и все.
– Может, он что-то знает?
Я стоял в ступоре, не зная, что мне делать. Шок? Нет, я просто дар речи потерял и двигаться не мог, словно прирос. Как это, пристрелить? Кого, меня? А за что? Разве можно вот так, без всякой выгоды, пользы обычного человека расстрелять?
– Да что он может знать? Обычный колхозник, как и вся их армия. Возиться еще с ним тут. До ближайшего сборного пункта двадцать километров, мы туда только к вечеру доберемся, а я есть хочу.
– Ты всегда хочешь есть, – заржали солдаты.
Наконец меня отпустил ступор, и я бросился на землю, на коленках пытался подойти к фрицу с винтовкой, но тот, замахнувшись, со всей дури влепил мне прикладом в грудь. На его лице было такое пренебрежение, даже, я бы сказал, брезгливость по отношению ко мне, что я почувствовал себя каким-то нищим, просящим кусок хлеба. Забыв, как дышать, я корчился на обочине, а фрицы ржали надо мной. Решив просто лежать и показывать, что мне очень больно, а так и было, я продолжал корчиться. Выстрел раздался неожиданно, я даже испугаться не успел, ибо не видел, как стреляли. Что-то сильно ударило-укололо меня в спину с правой стороны, и пришла такая боль!
– А-а-а! – орал я дурниной, пытаясь дотянуться рукой до спины и потрогать, что там такое.
Завертевшись волчком, я не переставал орать. Меня раздирало изнутри, нечем было дышать. Слезы катились из глаз, руки были все в крови, ноги не слушались.
«Как же больно мне! За что?» – мысли вихрем проносились в голове.
Ответом послужил треск нового выстрела…
– У-у-у-х-х!
Сердце вырывается из груди, тело аж выгибает дугой, кашель, хрип…
– О, уже прогресс! Сколько, день, два?
Голос… Настолько ненавистен он мне сейчас, что хочется… А чего хочется? Убить? Кого? Деда?
– Нравится? – Дед сидит рядом и улыбается.
– Как будто ты такое пережил! – восклицаю я и вновь захлебываюсь в кашле.
– Я много чего пережил. Что, не изменил мнения?
– Какое еще мнение? Как ты меня туда засунул?
Потихоньку я начал приходить в себя. Понятно, что я дома, в своем времени, а то, что до этого видел, похоже, просто глюки. Дед, гад, словно издевается, лыбится вон, довольный как слон.
– Хоть одного немца убил? Молчишь? Наверное, еще и в плен сдался, да, вы ж тут все уверены, что немцы в плен брали всех подряд и кормили плюшками, да еще и работу в Германии давали?
– Да иди ты, старый хрен! – вырвалось у меня, и я отвернулся.
Дед ничего не ответил, но я так и продолжал лежать к нему спиной. Не заметил, как уснул, причем снов не было, только за это я готов был отдать многое.
Проспав почти весь день, удивился: сколько же капельниц в меня влили? Как ни проснусь, постоянно стоит новая. Черт, опять скоро ночь. Неужели этот старый хрыч опять появится? Как оказалось, последнее я сказал вслух.
– Да я уже тут. Как, удалось за день что-нибудь осознать из того, что пережил?
