Джун с тяжелым сердцем отрезала ломтик бекона и намазала сливочным маслом свежеиспеченный кукурузный маффин для Чарли.
«У него так мало родни, а теперь он может потерять и двоюродную бабушку».
– Знаете что? – подал голос Чарли, оглядывая сидящих за столом, его зеленые глаза весело сияли. – Мама собирается найти моего папу, дедушку и бабушку, чтобы я заполнил свое фамильное древо! Это для проекта в дневном лагере, и нужно к среде.
Все уставились на Джун.
– Мам, а ты сможешь узнать что-нибудь к среде? Это же всего четыре дня.
У Джун засосало под ложечкой.
– Мой дорогой, возможно, я не смогу найти сведения о родственниках с отцовской стороны к среде, но мы точно заполним мою сторону фамильного древа и напишем воспитателю объяснение, что над другой стороной мы работаем.
«И что ты не будешь посещать лагерь на последней неделе. Об этом мы поговорим в выходные», – добавила она про себя.
– И мне зачтут проект? – спросил Чарли, не донеся до рта бекон.
К глазам Джун подступили слезы.
– Во-первых, в лагере оценки не ставят, – подала голос Изабел. – Лагерь не школа. А во-вторых, все семьи разные, Чарли, – добавила она, ласково глядя на племянника. – Понятно? В отношении фамильного древа не может быть неправильных ответов. В некоторых семьях много родных, а в других – совсем мало. Но тебе повезло, потому что у тебя есть все мы, кто находится в этой комнате.
«Спасибо, Изабел», – молча улыбнулась Джун, поймав взгляд сестры.
– Правильно, – подхватила Кэт. – У тебя есть мы. И все мы тебя любим.
Чарли улыбнулся и пересчитал сидящих за столом.
– У меня есть двоюродная бабушка Лолли, тетя Изабел и кузина Кэт… и моя мама. Это четыре разных родственника, которых можно поместить на древо! – Собака гавкнула, и Чарли вздрогнул. – Это, наверное, Элвис хочет, чтобы я побросал ему палку. Можно я пойду, мама?
Элвис, соседский добрый Лабрадор, был еще щенком, когда Джун поселилась в гостинице пятнадцать лет назад. Теперь он стал почтенным, по собачьим меркам, псом и еще подобрел. И по-прежнему любил приносить палки.
– Убедись, что это Элвис, а не бродячий пес, который приходил на задний двор вчера вечером, – предостерегла Изабел. – Я вышла подышать свежим воздухом, и ко мне подбежала белая с черными ушами дворняжка и положила морду мне на ногу. Вид у нее был приветливый, но…
Чарли подбежал к двери и отдернул штору.
– Нет, это Элвис.
– Тогда иди, милый, – разрешила Джун. – Только не уходи со двора, хорошо? И помни: сейчас очень рано, поэтому не слишком шуми.
– Он становится таким большим, – произнесла Лолли, когда за ним закрылась дверь.
Сказала она это так быстро, что Джун поняла: тетя не хочет вопросов о своем диагнозе. Или о своем самочувствии. Сегодня Лолли больше походила на себя в мягкой черной майке, юбке из белой марлевки до щиколоток, в красных шлепанцах с узором из крабов, с заплетенными в обычную косу шелковистыми, до плеч, светлыми волосами с проседью.
– И с каждым днем все симпатичнее. – Кэт поняла намек матери. – Он такой хороший, приятный мальчик. Куколка.
– Копия своего отца. – Джун смотрела в тарелку, по которой последние пять минут гоняла яичницу, с того момента, как Чарли напомнил об отце. – Как я найду человека по имени Джон Смит спустя семь лет, если не сумела найти его тогда?
– Все, что ты можешь, это попытаться. – Лолли глотнула апельсинового сока. – Остановись на том, что ты можешь. Если не найдешь, Чарли придется с этим смириться.
Джун недовольно пожала плечами.
«Опять одно и то же, – подумала она. – Смириться. Смириться. Смириться».
– Это несправедливо. Ему придется смириться с тем, что он никогда не узнает своего отца, никогда с ним не встретится, потому что я выбрала парня, искавшего легкой добычи.
– Судя по тому, что ты рассказала мне о Джоне Смите тогда, – заметила Изабел, тоже гоняющая яичницу-болтунью по тарелке, – это описание совсем ему не подходит.
Джун тоже так считала. Ее поразило, что парень с самым распространенным в Соединенных Штатах Америки именем оказался самым оригинальным из всех ее знакомых. У них было два невероятных свидания, из тех, когда чувствуешь, что в мире больше никого нет – только ты и он. Вы разговариваете обо всем, смеетесь, смотрите в глаза друг другу с сумасшедшей уверенностью, что обрели то, о чем поется во всех песнях о любви.
