Его звали Стоян, и пока они слонялись среди повозок с зеленью и ранними помидорами, а потом спешили к автобусу, Лена успела узнать все на свете – как прекрасно родиться младшим сыном в большой семье, сколько нужно учиться, чтобы стать хорошим агрономом, как может война изменить планы и судьбу. И что имя Стоян означает стойкий. Поэтому пусть она не надеется, что он смирится и легко откажется от самой прекрасной, самой потрясающей женщины. Пожалуйста, не гоните меня!
И когда автобус тронулся в путь от гостеприимной, но скучноватой Софии к морю, и когда долго катил вдоль весенних полей, тормозил, подпрыгивал, останавливался на перекур, она каждую минуту чувствовала жар его присутствия, его взгляд, невидимую нить притяжения и невозможной необъяснимой радости. Курортная зона в Варне еще только строилась, да и сам город в те годы звался Сталин, но советских актеров прекрасно разместили в недавно открытом пансионате. Соседка Лены по комнате, ворчливая и не слишком молодая актриса второго плана, сразу после ужина отправилась спать, никаких мероприятий не намечалось, но как можно было торчать в комнате в такой звездный теплый вечер?! Море шумело рядом, черное и бездонное, и только отблеск луны освещал воду, но не зеленым цветом как у Куинджи, а холодным и серебристым. Конечно, он тоже не спал, он рванулся ей навстречу, подхватил, закутал огромным мягким полотенцем.
– Лена-ачка, я с ума сошел, я обожаю вас…
Господи, он был на четыре года моложе, чужой мальчик из чужой страны, почему же так перехватывало дыхание, так ломило все тело в его обжигающих руках. Они молча лежали на холодном ночном песке, обнявшись через полотенце, его рубашка отсырела, песок запутался в волосах, а ей было мягко и тепло в своем коконе, и ничего не оставалось, как принять его к себе, в себя, слиться в одну общую радость и любовь.
Еще три бесконечно долгих и невозможно коротких дня подарила им в том году насмешница судьба. Наверное, коллеги замечали, ей было наплевать, тысячу раз наплевать на всех и вся. Он умолял остаться в Болгарии – можно бросить бездарную комсомольскую работу, поселиться в пригороде, по вечерам гулять у моря, не расставаться, любить друг друга. У него диплом агронома, пусть и без рабочего стажа, но еще можно успеть, можно все успеть, главное не расставаться…
Через месяц после возвращения в Ленинград стало окончательно ясно, что она беременна. Без тошноты и прочих незабываемых страданий, только грудь похорошела и хотелось беспрерывно сладко спать, и спать, и спать. Не только душа, но и тело безоговорочно принимало их любовь, жаждало его присутствия и участия. Боже мой, боже мой!
Аборт удалось благополучно скрыть от всех родных и знакомых, благо папа с Гулей сидели на даче, а Витя принимал экзамены. Она даже смогла договориться об обезболивании, неком веселящем газе, за который немалая сумма легла в карман гинекологу. Но он мало помог, этот хваленый газ, Лена прекрасно чувствовала, как убивают и по кускам вынимают из ее тела ненаглядного, прекрасного, как Аполлон, мальчика, единственного желанного сына, гордость и утешение в старости.
Почти через год они встретились в Москве, Стоян правдами и неправдами пробил командировку. Он показался еще прекраснее и еще моложе, заморский принц в сером зимнем городе. Молча погуляли по неуютным, плохо очищенным от снега улицам, прилежно обошли Третьяковскую галерею, посидели в пирожковой. А что еще? Ехать в отель, где разместились по трое в комнате комсомольские товарищи? Целоваться в подъезде? Дома ждала правильная жизнь, квартира и дача, толстая Гуля, муж, папа, новая роль в театре.
В следующий раз театр приехал на гастроли в Софию еще через шесть лет. Стоян ждал за кулисами с букетом роз, он возмужал, пополнел, перешел на работу в горком партии. Про жену не стал рассказывать, но с гордостью показал фотографию красивого темноглазого мальчика. Елена всю ночь проплакала в отеле, благо на этот раз жила в отдельной комнате. Виктор в бархатном пиджачке в окружении восторженных аспиранток, некрасивая сердитая Гуля, театральные интриги и сплетни – зачем, для кого она отказалась от незабываемой, безвозвратно ушедшей радости?
