). Мадемуазель Келу говорит, что мой французский звучит как средневековый (я половину слов с латынью путаю). В нетбол играть меня берут только тогда, когда Джиллиан капитан. Мой английский, как вы, читатель, наверное, заметили, абы какой. При написании сочинений мне нужно сильно концентрироваться, чтобы не писать всё так, как оно звучит, что очень похоже на смесь Рональда Сёрла и Джиллиан. Писать в дневнике почему-то легче. Может быть, это потому, что тут я пишу по собственной воле, а не по приказу.
Меня отправили к директору за то, что я сказала, что уроки религии это просто история с более откровенными выдумками. Я гораздо лучше разбираюсь в Богах из космоса, чем в тех, которых люди выдумали сами, чтобы легче было воспринимать жизнь. Мистер Каркер сверился со списком дозволенных школьными правилами наказаний, словно надеясь, что сожжение еретиков ещё не отменили.
Когда дедушка спрашивает меня как дела в школе, я вру.
Пятница, 29 марта, 1963 г.
Утро вечной пытки. Два урока географии. Грозный заставил нас рисовать схемы бархана – разновидности песчаной дюны в Сахаре, в виде полумесяца, которую я видела в «Лоуренсе Аравийском». А потом, чтобы жизнь не казалась мёдом, должны были быть «Игры».
Но случилось чудо: ура, «Игры» отменили. Душ не работал из-за размёрзшихся труб.
Джиллиан говорит, что родители жаловались на синяки и царапины. Это явно были не её родители. У неё всегда есть синяки и царапины. Она живёт со своим папой, потому что мама от них ушла, когда она была ещё маленькой.
Все четвёртые классы завели в зал для проведения Собраний и выдали настольные игры. Жаловались на это только самые фанатичные мальчишки-футболисты. Венди Коуберн спросила у мистера Честертона нельзя ли поиграть пластинки на её переносном проигрывателе, он разрешил, и мы смогли танцевать, чтобы не мёрзнуть. Он был только рад, что нужно лишь присматривать за нами, и его с трудом отговорили не присоединяться к танцам.
Некоторые из девочек танцевали под Сьюзен Моган («Bobby’s Girl»), Нила Седаку («Breaking Up is Hard to Do»), и Криса Уэйтса («Christmas Caroline»), а я играла в настольную игру. Бросила кубик, сдвинула фишку – бессмысленное успокаивающее движение.
Венди Коуберн поставила «Love Me Do».
– Нельзя такое бренчание музыкой называть, – сказал Джон Марсианин, которому нравится только классика. – Просто шум какой-то.
– Ты не в теме, Марсианин, – дразнила его Джиллиан.
– Это лучшая и самая важная «сорокопятка» за последние пять лет, – сказала я. – До конца своей жизни ты будешь помнить, что жил тогда, когда появились «Битлз».
Венди и её клика мечтательно танцевали. Даже если не знать будущее, было очевидно, что «Битлз» были особенные. Бедный Крис Уэйтс играл в другой лиге.
– До Моцарта им далеко, – фыркал Джон.
– Дедушка говорит, что Моцарт был невоспитанный хвастун с дурацкой причёской, – сказала я, – который много шумел, чтобы привлечь к себе внимание.
Кстати говоря, у дедушки волосы длиннее, чем у Ливерпульской Четвёрки.
– Взрослые всегда так говорят о популярной музыке, которая нравится нам, – продолжала я. – Так всегда было. Это потому, что взрослые чувствуют в нас угрозу. Когда меняется музыка, это означает, что приходит новое поколение. Молодые.
Джон странно на меня посмотрел:
– А это вдруг откуда, Лобастая? Глубокие мысли... Почему Марсианином меня называют?
Нужно быть осторожнее.
Позже...
Когда я вернулась на Тоттерс Лэйн, дверь Будки была покрыта льдом.
Чтобы попасть вовнутрь и попить чаю, пришлось взять со свалки скребок и отколоть лёд.
Дедушка не заметил.
В данный момент его интересует холод.
– Папа Джона говорит, что это из-за русских, – сказала я ему.
– Это вряд ли, детка.
– Он говорит, что русские побеждают в войнах только тогда, когда на их стороне снег.
– Не воспринимай это слишком буквально.
Даже в Будке холодно. А это же не должно быть возможно.
– Снег, Сьюзен, ни на чьей стороне.
