Из труб органа донёсся громкий аккорд.
Малколм раскрыл глаза и отпустил ручки.
– Уже всё? – спросил он.
Дедушка погладил его по голове и посмотрел на нас, ожидая одобрения.
И тогда начался катаклизм.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас. Я прикрыла голову руками.
– Продолжай желать, – велел дедушка, снова вручаю Малколму ручки.
Смертоносный град прекратился, снова превратившись в лёд. Затем снова раздались взрывы. И снова прекратились, и снова взорвались.
По словам дедушки, Холод был заперт внутри секунд. Кусочек времени, который повторялся снова и снова. Во время пятого или шестого повтора льдинки меня поцарапали.
Холод сопротивлялся дедушкиному осферению.
– Вы трое, человеческие дети, идите сюда, – велел дедушка. – Кто из вас умеет играть на органе?
Джон и Джиллиан ошеломлённо переглянулись.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас. Я прикрыла голову руками.
– Я когда-то играл в скиффл-группе, – сказал Зак.
– Превосходно, превосходно. Берите на себя верхний регистр. Это вот эта клавиатура. Сыграйте что-нибудь повторяющееся, что-то вроде «Болеро» Равеля...
– Я такого не знаю.
– Морис Равель это французский композитор, – раздражённым голосом сказал Джон. – «Болеро» – его самое знаменитое произведение.
– Ты умеешь играть его на пианино?
Джон покачал головой.
– Тогда репертуар буду определять я, Марсианин.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас.
Я почувствовала начало смертельного ранения, но оно тут же прекратилось.
– Хватит пререкаться, – сказал дедушка. – Годится любая простая повторяющаяся мелодия, Зак.
Зак отодвинул Малколма в сторону, и начал играть басовый ритм.
– Так, а теперь вы двое, посмотрим, чем вы сможете помочь, – дедушка взял руки Джона и Джиллиан и положил их поверх сжатых кулачков Малколма.
– Думайте о тёплых летних днях, – сказал он им. – О тропических пляжах, тепловых ударах, горящих зданиях, поверхности Меркурия, о ядре Солнца. Не просто думайте, представляйте! Ваше сияние ещё не совсем пропало, хотя оно и в печальном состоянии.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался на блестящие осколки, которые полетели в нас.
Было такое чувство, что меня прострелили насквозь холодной шрапнелью. А затем всё прекратилось.
Я увидела то, что очки помогли дедушке увидеть в Малколме: что-то вроде золотого свечения у него в груди; оно, пульсируя, расходилось по всему его телу, освещало изнутри его кожу, вырывалось наружу через глаза, ноздри, и рот. С Джоном и Джиллиан было то же самое, но слабее.
Машина тряслась и гудела паровым клапаном.
Зак к простому басовому ритму начал добавлять небольшие импровизации.
– Сьюзен, мне нужно, чтобы ты сделала кое-что очень важное, – сказал дедушка. Он переключал тумблеры, двигал рычагами. – У меня обе руки заняты.
– Да, дедушка.
– Поставь, пожалуйста, чайник.
Весь лёд во дворе свалки Формана взорвался...
И сложился, сжимаясь похожей на огромную ракушку сверкающей спиралью, свернулся, засасывая отовсюду капельки.
Замёрзшие брызги грязи и крови слетели с моих щёк. На каждом квадратном сантиметре моей кожи было такое ощущение, словно грубо выщипывают брови.
Что-то загорелось внутри аппарата. Между его трубами посыпались золотистые искры. Глаза херувимов вспыхнули и заслезились жидким металлом.
Весь лёд...
треснул, сопротивляясь машине дедушки, но не мог пересилить засасывание воронки. Холодные рыцари, заглянув в ворота свалки, задрожали и рассыпались на безжизненные снежинки. Снежный торнадо спиралью погрузился в нечто размером со стаканчик мороженного, засасывая в себя всё больше и больше ледяных осколков.
Сквозь тучи пробилось солнце. Вечер ещё не наступил.
Машина взорвалась с бирюзовой вспышкой. Зака отбросило от клавиш. Джон, Джиллиан, и Малколм прижались к земле, уворачиваясь от обломков механизма.
Посреди всего этого стоял довольный дедушка.
Позже...
По всему двору текла вода. Начиналась оттепель.
– Ну вот, – сказал дедушка, держа в руках ромбическую льдинку. – Холод здесь. Он сжал свой анимус. Он растягивал себя, пытался сразу заселить весь лёд на планете. За месяц это ему, может быть, и удалось бы... но ему не терпелось. Весь его разум здесь. Красивая штука, правда?
