В долгих обсуждениях с компьютерщиками и контрразведчиками родилась совершенно секретная система боевого наблюдения и опознания Ермак. Из Интернета, с мобильных телефонов, отовсюду скачивались фотографии и видео, которые обрабатывались на суперкомпьютере, несколько из которых имелись в распоряжении спецслужб. Дело в том, что каждая фотография, каждое видео имеет сотни демаскирующих признаков, которые можно выделить и классифицировать. Свет и тени на фотографии позволяют предположить, в какое время это было снято и на каком этаже, тембр голоса — это вообще уникальная характеристика, благодаря нему можно опознать человека почти со стопроцентной вероятностью. Если в кадре есть оружие — то часто можно опознать его номер, если в кадре есть автомобиль — иногда номер виден и у него. Если дело происходит на открытом воздухе — по почве, по растительности, по панораме — можно выдвинуть предположение, где это происходит.
Ни много, ни мало — мы задумывали создать трехмерную компьютерную модель всего происходящего. Все известные связи и контакты, данные наблюдения — скармливаются машине, и она все это анализирует. Ты звонишь по сотовому телефону — а суперкомпьютер мгновенно сравнивает твой голос с теми голосами, которые удалось вычленить на пленке и при необходимости — локализует точку, откуда вышли на связь, и поднимает тревогу. Ермак — это почти что система с искусственным интеллектом, ее задача — по мельчайшим обрывкам информации отделить агнцев от козлищ, идентифицировать лиц, представляющих опасность и взять их под наблюдение. Террорист — это тоже человек, он вынужден жить в человеческом обществе, он не может вечно скрываться, он должен вступать в какие-то контакты. А значит — накапливается информация и рано или поздно — ее накопится достаточно для реализации. Когда я уезжал — первая очередь Ермака уже работала, а нашими наработками заинтересовались в Санкт Петербурге. Потому что наши программные алгоритмы позволяли создать математическую модель чуть ли не всего мира, наладить систему глобального наблюдения и реагирования на мельчайшие признаки опасности. Я не знаю, до чего все это дошло — но читал статью в Популярной Механике о том, что казна Российской Империи выделила огромные средства на постройку десяти новых суперкомпьютеров, рассредоточенных по всей территории. Заставляет задуматься.
— Мы требуем, чтобы новые фотографии предоставлялись нам незамедлительно. Это должно сработать рано или поздно. Мы анализируем спутниковые снимки… у вертолетов не такой большой радиус действия, и нет системы дозаправки в воздухе. Рано или поздно мы их найдем.
— И? Я одиночка. Почему бы тебе не послать Альфу?
— Я сделал лучше. Альфа в полной боевой, она вылетит на один из авианосцев — но есть кое-что получше. У нас есть своя группа противодействия, она выйдет с тобой на связь, в Нью-Йорке. Еще две группы будут в Вашингтоне и Бостоне, в твоем оперативном подчинении. У них свои задачи… по поддержке сопротивления — но они будут подчиняться тебе.
— В моем?! Я не смогу ими управлять!
— Этого и не нужно — сказал Император — у них будут собственные задачи. Ты будешь ими располагать по необходимости, если тебе потребуется серьезная силовая поддержка. Хотел тебе приказать отсидеться, пока у нас не будет нормальных данных — но знаю, что это бесполезно, так что… действуй на свое усмотрение. Я еще думал… ввязываться или нет… нет ничего лучше, когда твои враги сцепились. Но теперь… сомнений нет. Я не отступлю до тех пор, пока русский флаг — не взовьется над Тауэром!
— Разумно ли это?
Николай тряхнул головой как лошадь, измученная слепнями
— Что?
— Я вот сижу и думаю. С Бейрута — чтобы мы не делали, становится все хуже и хуже. А тут есть отличная пословица: если обнаружил, что закопался — переставай копать.
— Ты стал североамериканцем, поросенок.
— Думаешь?
Как то так получилось, что, несмотря на все то плохое, что произошло между нами — случись беда, и мы снова общались как раньше, не как Государь с подданным, а как два крымских пацана. Все-таки прав был один писатель, что крымские мальчишки — это особая порода. Ни один из нас не родился в Крыму — но Крым сплотил нас настолько, что даже после казуса с Анахитой, после нескольких скандалов — ни Николай, ни я не помнили о них. Мы помнили — только черные, щелявые зубья скал, растущих прямо из-под воды, бледно-голубое небо, обжигающее до волдырей солнце и то, что дружба — это то, ради чего надо всего себя не пожалеть.
