Глава 2
Натуральный логарифм двух
Никогда в жизни я не видел столько близнецов, сколько их собралось на сороковом этаже Транслуна-Билдинг во второй половине дня в среду. Я не люблю ошиваться среди близнецов — мне кажется, что у меня двоится в глазах. И не говорите, что я непоследователен — просто я никогда не видел со стороны ту пару, часть которой составляю я сам; я всегда вижу только Пата.
И Пат думает так же; мы никогда не дружили с другими близнецами. Вот и сейчас он огляделся и присвистнул.
— Том, тебе приходилось когда-нибудь видеть подобную свалку запасных частей?
— Никогда.
— Если б я тут заправлял, я б половину из них пристрелил. — Он говорил шепотом, чтоб ненароком не оскорбить кого-нибудь из присутствующих. Пат и я пользовались той манерой разговора, к которой прибегают заключенные в тюрьмах, так что для окружающих наш разговор — головоломка, а мы понимаем друг друга отлично. — Препротивное зрелище, верно?
Тут он опять присвистнул, и я глянул туда, куда он смотрел. Разумеется это были близняшки, но как раз тот случай, когда один — хорошо, а двое — лучше. Огненно-рыжие сестрички, помоложе нас, но не такие уж малявки — думаю, лет шестнадцати — и очаровательны, как котята персидской кошки.
Эти сестрички произвели на нас такое же действие, как пламя свечи на ночную бабочку. Пат шепнул:
— Том, мы просто обязаны подарить им чуточку своего свободного времени!
И напрямик дунул к ним, а я чуть не отдавил ему пятки.
Девушки были одеты в подобие шотландских костюмов, и благодаря зеленой клетчатой материи их волосы пылали, как костер на ветру, а сами они были восхитительнее свежевыпавших снежинок. И почти так же холодны. Пат успел произнести лишь половину вступительной речи, как вдруг потерял ее нить и заткнулся. Девчонки смотрели как бы сквозь него. Я залился краской, и от того, что могло стать величайшим позором нашей истории, нас спас лишь ослиный вопль громкоговорителя:
— Прошу внимания! Вам надлежит подойти к дверям, помеченным заглавной буквой ваших фамилий.
Так что мы отправились к двери с табличкой А-Д а рыжие красотки — к противоположному концу алфавита, не бросив в нашу сторону ни единого взгляда. Когда мы встали в очередь, Пат пробормотал:
— Может, у меня на губах следы необсохшего молока? Или они дали обет остаться старыми девами?
— Вероятно, и то и другое вместе, — ответил я. — В любом случае я предпочитаю блондинок.
Так оно и было, поскольку Моди — блондинка. Пат и я ухаживали за Моди Каурик с определенным успехом уже чуть ли не год, хотя в моем случае это обычно означало, что мне подсовывали приятельницу Моди — Гедду Стейли, чье представление об увлекательной беседе сводилось к многократному повторению вопроса: а не кажется ли мне, что Моди — самое прелестное существо на свете? А раз так оно и было и в подтверждении не нуждалось, то наш разговор трудно назвать особо блистательным.
— Пожалуй, я тоже, — согласился Пат, даже не сказав, какую именно блондинку он имеет в виду. Моди была единственным предметом, который мы с Патом никогда между собой не обсуждали. — Но я, знаешь ли, смотрю на вещи шире. — Он пожал плечами и весело добавил: — Во всяком случае, если есть выбор.
А выбор, конечно, был, ибо из нескольких сот присутствующих близняшек, по меньшей мере треть была примерно нашего возраста или, во всяком случае, могла рассматриваться как подходящая, причем половина из них, насколько я могу судить, не прибегая к точному расчету, относилась к полу, который простую сходку превращает в общественное событие. Однако им всем было далеко до того класса, к которому принадлежали рыженькие сестрички, а поэтому я снова стал рассматривать присутствующих как обычную толпу.
Самая взрослая пара из виденных мной — двое мужчин лет тридцати с небольшим. Но я видел и девочек лет двенадцати, которые пришли в сопровождении мамаш. Большинство же составляли люди лет двадцати с хвостиком. Я как раз пришел к выводу, что «Генетические исследования» набирают своих рекрутов из различных возрастных групп, когда вдруг обнаружил, что мы уже стоим во главе очереди и клерк спрашивает наши фамилии.