С Тиртой и Иудой она почти не говорила. Молодые мужчины повязывали свои длинные волосы лентой, чтобы не лезли на их бронзово-коричневые лица, и ограничивались тем, что приветливо ей улыбались, иногда заговорщицки подмигивая.
Ею ненадолго овладевало смущение при мысли, что мужчины наверху, пожалуй, могли что-то слышать, щеки ее от этого начинали гореть, но быстро снова остывали; удивительно, к чему только не привыкаешь со временем. Это почти пугает.
– Что подумают твои люди о том, что ты притащил на борт свою белую возлюбленную? – с улыбкой шептала она.
Хриплое дыхание Рахарио овевало ее затылок.
– Им платят за работу. А не за то, что они думают.
Ее улыбка углубилась:
– Ты больше не отваживаешься остаться со мной на корабле с глазу на глаз?
Его зубы зарылись в место между затылком и плечами, и она содрогнулась. И, словно утешая, по этой линии прошелся его язык.
– А как бы я мог довериться неверной жене? Обманщице?
Георгина закаменела и открыла глаза.
– Я могу тебя успокоить, – пробормотал он, не отрывая губ от ее кожи. – Они не считают тебя белой неней. Для них ты по меньшей мере наполовину малайских кровей. Как для меня тогда.
Он прижался пылающим телом к ее спине, дал ей почувствовать, что хочет ее еще раз.
– И никто из них не относится так уж серьезно к супружеской верности, когда мы долго в море.
Георгина оттолкнула его и повернулась.
– Ты так считал? Раньше? Что я наполовину малайка?
Он оглядел ее, сдвинув брови.
– А как еще я должен был считать?
Он прошелся пальцами по своим волосам – этот жест действовал на нее так же возбуждающе, как и его интонации.
Георгина смотрела в пустоту перед собой, потом снова подняла глаза:
– Это… это изменило бы что-нибудь между нами? Тогда?
Ему не понадобилось отвечать, она видела это по нему, и желудок ее холодно сжался.
– Я не знала, – прошептала она.
– Но сегодня это уже не имеет значения.
В его голосе прозвучало раздражение, он стал искать свою рубашку, свои брюки.
Георгина смотрела на него подавленно.
Так и было теперь между ними. Взаимное подстерегание и кружение, выжидательное и недоверчивое, почти враждебное. Которое внезапно пробивало дорогу к страстной борьбе, в которой они вцепились друг в друга зубами и когтями. Только измотанность после этого допускала что-то вроде близости, вроде нежности. Пока один из них не наносил удар в спину, а другой отвечал тем же, и они снова и снова вредили хрупкому миру между ними, который в любой момент мог обернуться войной. В доме на Серангун-роуд и здесь, на борту этого корабля. В двух этих раковинах, просторных и светлых и все же обладающих ностальгической интимностью.
С тоской по всем украденным у них дням, начиная с той встречи, прерванной на полгода, когда Рахарио ушел в море, а Георгина осталась с замершими чувствами и опустошенная.
Холод в ее животе растаял от внезапно вспыхнувшего жара.
– Ты не сдержал обещание.
Он поднял брови.
– Ты не вернул украденный фрахт и не позаботился, чтобы тауке, с которыми фирма делала свои дела раньше, снова вернулись к ней.
Тот участок земли, на котором Пол пытался выращивать перец и гамбир, он продал. И даже с выгодой, но не за ту цену, которую получил бы, если бы выждал еще год-другой, для этого участок находился далековато за городом. Фирма Финдли, Буассело и Бигелоу держалась храбро, но прихварывала; Пол тяжело переносил этот груз.
Рахарио засмеялся – сухим, противным смехом, лежа натянув брюки и снова сев на край койки.
– Я тебе уже сказал однажды, что это не моя вина, что твой муж ничего не смыслит в делах.
– Ты обещал.
Его глаза впились в нее.
– Так уж оно с этими обещаниями. Некоторые не получается сдержать. – Рот его дрогнул, и он натянул на себя рубашку. – Если хочешь, могу подкинуть тебе пару долларов. За компанию, которую ты мне сегодня составила.
Георгина взвилась, размахнулась для удара, но он оказался быстрее и бросился на нее. Стиснув ее запястья, он прижал ее вниз и лежал на ней так тяжело, что она едва могла дышать.
Сжав зубы, они молча смотрели друг другу в глаза, ожесточенно меряясь силами и волей, в этой борьбе то и дело вздрагивал какой-нибудь мускул, но никто не хотел уступать. Пока Рахарио не ослабил хватку и его лицо не приблизилось к ней как для поцелуя.
